Меч мертвых [= Знак Сокола ] - Андрей Константинов Страница 40

Разбойников было шесть человек, и они, кажется, уже начали понимать, что сильно недооценили тех, за кем взялись гоняться по Сокольим Мхам. Против всякого ожидания, чужаки не струсили и не сорвались в беспорядочное нерассуждающее бегство, способное закончиться только смертью в трясине. И они на удивление хорошо знали болото, которое люди Болдыря привыкли считать домом родным. То есть предводитель шестёрки довольно скоро начал жалеть, что взял с собой так мало народу. Ни в коем случае нельзя было дать пришлым выбраться за пределы Мхов: что, если это ладожские подсылы?

И в лесу их ждёт сильный отряд, готовый защитить своих наворопников и без промедления двинуться по разведанному пути?..

…Удача улыбнулась ватажникам, когда те начали уже не на шутку беспокоиться, успеют ли перехватить беглецов до края торфяника, где единственная тропа сменялась тетеревиным хвостом стёжек-дорожек: помучишься, отыскивая следы. Вожак шестёрки обрадованно крикнул, первым приметив двоих пришлецов, замешкавшихся на бегу. Один нетерпеливо переминался, жаждая удрать и не решаясь бросить товарища. А второй, припав на колено, неловкими усталыми движениями пытался приладить к ноге соскочившую лыжу.

Оставалось не вполне ясным, куда подевались ещё двое, но о них можно будет поразмыслить потом. Ижору и словенину, застрявшим возле курящейся снежными вихрями кочки, было уже не спастись. Разбойники устремились к ним, на ходу выдёргивая из налучей луки. Настигнутые смешно заметались, особенно тот, что никак не мог подвязать непослушную лыжу, и вожак даже хотел было придержать готовых стрелять молодцев, – взять бы живьём да свести к Болдырю на расспрос! Однако тут стоявший на коленях молодой словенин наконец справился с ремешками и выпрямился… и вдвоём с ижором они бросились в сторону от известной тропы, прямо туда, где, насколько было известно разбойникам, могла ждать только гибель.

Подлетев к кочке, у которой те только что стояли, ватажники какое-то время переминались в нерешительности. Пускаться следом за ускользавшими беглецами было попросту боязно. Но те уходили всё дальше и почему-то всё никак не проваливались, и мысль о том, чтобы вернуться и рассказать о том, как дали им уйти, была пригоршней снега, тающей за шиворотом. Трое стрельцов разом вскинули луки, целясь сквозь густую летящую белизну. Ветер донёс жалкий вскрик, и им показалось, будто один из беглецов покачнулся. Хотя и не упал.

– За ними! – приободрился вожак. И первым ступил на ещё видимую лыжню, уводившую в сторону от знакомой тропы.

Харальд не забыл, как состязался в стрельбе из лука с дочерью гардского ярла. Исход того состязания больно уязвил его гордость. Поэтому он не стал притворяться, будто не слышал забавной висы, в тот же день сложенной его воинами:

От могучей девы

Принял поношенье,

Истязая друга

Змей луны сражений. [4]

Но победу в беге

Вырвал, легконогий:

Зря ли гостем Тьяльви

Был когда-то в доме… [5]

Прибыв в Новый Город, Харальд велел найти хорошего мастера-лучника, и тот сделал для него лук, какие предпочитали словенские воины – очень тугой, оплетённый берёстой, с витой кожаной тетивой, не боящейся дождя и мороза. Харальд не справился с ним, когда впервые взял в руки, хотя на недостаток силы жаловаться ему не приходилось. Это тоже было обидно. Он щедро заплатил мастеру и половину зимы усердно трудил себя упражнениями, но добился-таки, чтобы лук начал его слушаться. Он уже ходил с ним на охоту, но бой впервые ему предстоял. Поэтому Харальд немного жалел, что с ним не было его прежнего лука, такого привычного и надёжного. Ну что ж, сказал он себе. Вот и проверю, чему успел научиться …

Сосна, увенчанная обширным гнездом, росла на маленьком островке, давшем приют нескольким густым ольховым кустам. Сейчас на них, понятно, не было листьев, и даже снег не задерживался на тонких жилистых ветках, но кое-какое укрытие они всё же давали. Харальд и Эгиль разошлись в стороны и молча стояли с луками в руках, ожидая. Они рассудили, что разбойники были скорее всего без броней – поди-ка побегай по тоненькому ледку, навьючив на себя полпуда железа! – и приготовили стрелы-срезни с широкими наконечниками. Такая перерубит руку, не спрятанную в кольчужный рукав. И голову с плеч долой сбросит, если метко попасть.

Харальд подумал о том, что разбойники вполне могут раскусить нехитрый замысел Эгиля, и тогда, наверное, им всем придётся погибнуть. Не самая завидная смерть для сына конунга, мечтавшего о державе! Не на качающейся палубе корабля, не от рук знаменитых и благородных врагов. Посреди болота, в мелкой стычке с какими-то нидингами, объявленными вне закона за мерзкие преступления!.. Кто здесь увидит его смерть, кто запомнит её и сумеет рассказать людям, что младший сын Рагнара Кожаные Штаны умер достойно?..

Харальд угрюмо вздохнул, вглядываясь в серую мглу и утешаясь хотя бы тем, что погибнет как воин – с оружием в руках и до последнего не давая спуску врагам. Они с Эгилем стояли спинами к ветру, и он услышал, как откуда-то сзади донеслось далёкое карканье. Харальд вздрогнул от холода, успокоился и понял, что Даритель Побед, небесный Отец его рода, взирал на него Своим единственным оком, готовясь по достоинству оценить его мужество. Молодой викинг снял правую руку с тетивы и размял пальцы, начавшие коченеть.

Свистящий ветер уносил прочь и поскрипывание лыж, и перекликавшиеся голоса. Когда из сплошной пелены прямо перед Харальдом, пригибаясь на бегу, одна за другой выскочили две тёмные фигуры, его обдало горячей волной, а руки мгновенно вскинули лук. Ожидание кончилось.

Разбойники проглядели ловушку. Хотя на самом деле могли бы сопоставить первоначальное хладнокровие беглецов и явный испуг двоих отставших. Не сопоставили. Очень уж боялись упустить едва не настигнутых, соблазнились лёгкой добычей. В особенности когда рассмотрели кровь, глубокими пятнами протопившую снег. А надо, надо было подумать, прежде чем голодными волками бросаться по следу. Рассудить, представить себя на месте преследуемых. Заподозрить подвох…

Всё это пришло к разбойному вожаку, как мгновенное озарение, когда внезапный и жестокий удар вышиб из-под него правую ногу. Он взмахнул руками и широко и нелепо шагнул в сторону, силясь обрести опору и уже понимая – слишком привыкли они уряжать засады и исподтишка нападать на не ждущих дурного людей, слишком давно на них самих никто не охотился… Он увидел изувечившую колено стрелу и упал, и лёд под ним немедленно треснул, с готовностью расступаясь.

Ватажник, бежавший последним, корчился на тропе, неизвестно зачем пытаясь высвободить воткнувшуюся в снег лыжу. Стрела, пущенная Эгилем берсерком, легко вспорола на нём меховой полушубок и вошла в грудь до хребта, оставив рану в пядь шириной. Кровь лилась из разрубленных жил неостановимым потоком, быстро унося с собой жизнь.