Покинутые небеса - Чарльз де Линт Страница 41

«Господи, это ж надо такое придумать!» — воскликнул про себя Хэнк, устраиваясь на черном кожаном диване.

Парис изумительно соответствовала цветовой гамме салона — черные джинсы, армейские ботинки, белая блузка с короткими рукавами и черные волосы, обрамлявшие бледное лицо, словно клубы дыма. Темная помада, черная подводка миндалевидных глаз тоже не выделялись на общем фоне. Единственными цветными пятнами в салоне были татуировки на руках самой Парис и ее собеседницы; калейдоскоп переплетающихся линий на черно-белом фоне казался еще ярче.

На низком журнальном столике перед диваном лежали журналы с образцами татуировок, но Хэнк уделил им не больше внимания, чем беседе Парис с клиенткой. На период ожидания он погрузился в мистическое пространство, где линейная теория времени не действовала. Так он мог провести долгие часы — прекрасно сознавал, что творится вокруг, но на каком-то животном уровне. Земля по-прежнему вертелась вокруг своей оси, а Хэнк продолжал сидеть, терпеливо, неподвижно, неподвластный времени. Такой тип медитации был его собственным изобретением.

Ему не требовались татуировки, чтобы напомнить, кто он есть и зачем пришел в этот мир. Он знал это и так. Вот только тот, кем он был, в настоящее время скучал по Лили, и это удивляло Хэнка. Он был едва знаком с этой женщиной, ничего не знал о ее характере, не знал даже, есть ли у нее характер, но она постоянно присутствовала в его мыслях теплым дуновением, слабой болью и ощущением счастья, тем более удивительным, если учитывать дела сегодняшнего дня — посещение тюрьмы, грязные улицы и салоны татуировок.

Хэнк вернулся к действительности в тот самый момент, когда Парис присела рядом с ним на диван. Девушка легонько поцеловала его в щеку, наклонилась вперед и внимательно посмотрела ему в лицо.

— Ты сегодня какой-то другой, — сказала она. — Совсем замотался или что-то случилось?

— Просто задумался, — улыбнулся Хэнк.

— Да, конечно. Меньше тебя из всех моих знакомых размышляет разве что Мот. Полагаю, ты влюбился.

— Правда? — легкомысленным тоном произнес Хэнк.

— Кто знает? — пожала плечами Парис. — Но я надеюсь, она достаточно хороша для тебя. — Прежде чем Хэнк успел опровергнуть или подтвердить ее слова, Парис уже сменила тему. — Так что тебя привело в салон в воскресный день? Хочешь пригласить меня на чашечку кофе?

— А ты хочешь кофе?

— Ничуть. За целый день я выпила такое количество, словно салон назвали моим именем*. [5]— Она усмехнулась и прищелкнула языком. — Так что случилось?

Как только Хэнк начал рассказывать о цели своего прихода, Парис прикрыла рот ладошкой, но не смогла удержаться от смеха.

— Что такое? — спросил он и подождал, пока она будет в состоянии говорить.

— Ничего, — наконец выдавила Парис, глядя на него смеющимися глазами. — При первых твоих словах я решила, что это тебе потребовалась подобная услуга.

Хэнк тоже улыбнулся:

— А если бы и так?

— Тогда я была бы только рада, что ты обратился ко мне, такой секрет надо сохранить в семье.

Следующие десять минут Парис старалась унять смех, и только тогда Хэнк смог закончить рассказ.

— Значит, кобра, да? Думаю, это лучше, чем электрический скат. А какой длины у него этот орган?

— Откуда мне знать?

Парис снова разразилась смехом:

— Мне кажется, ты должен был разузнать это в первую очередь, чтобы точно идентифицировать его личность. — Она нагнула голову, пытаясь унять смех. — А как вообще ты собираешься его разыскивать?

Парис никогда не упускала случая его поддразнить.

— Я надеялся узнать его имя.

— Очень смешно! Я как раз представила, как ты ходишь из одного салона в другой и расспрашиваешь мастеров о маленьком дружке этого парня. Ты уже говорил с Бруно?

Хэнк кивнул, и даже этот жест снова рассмешил Парис. Наконец она справилась с собой настолько, чтобы попытаться ему помочь.

— У нас никто этим не занимался, — сказала она. — По крайней мере, мне об этом неизвестно, а о таком случае непременно стали бы говорить, особенно если парень, — Парис опять хихикнула, — может его как следует поставить.

Хэнк застонал.

— Ладно, ладно. Я постараюсь быть серьезной. Хочешь, я поспрашиваю вокруг?

— Было бы чудесно. — Хэнк на секунду задумался. — У тебя есть карандаш?

Парис достала из заднего кармана фломастер и протянула его Хэнку. На обложке одного из журналов он воспроизвел татуировку, которую видел на плече Кэти.

— Ты когда-нибудь видела такой рисунок? — спросил Хэнк. — Может, тебе известно, что он означает?

— Эй, — воскликнула Парис. — Я родилась в Северной Америке, а не в Китае и не в Японии.

— Я знаю, — улыбнулся Хэнк. — И во Франции ты тоже никогда не была. Я спрашиваю только потому, что считаю тебя в какой-то мере экспертом по наколкам, дорогая.

Парис в ответ показала язык, но затем оторвала кусочек обложки с рисунком и спрятала в карман джинсов.

— Я спрошу об этом у Руди. Ты же знаешь, он увлекается всякими восточными штучками — айкидо, дзен и тому подобное.

— Спасибо.

Как только Хэнк попытался встать, Парис схватила его за руку и снова усадила на диван.

— Эй-эй, — сказала она. — Не так быстро. А теперь я хочу услышать все о ней.

Хэнк притворился непонимающим:

— О ней?

— Давай, — кивнула она. — Выкладывай. Где вы встретились? Как она выглядит? Ты не уйдешь отсюда, пока все мне не расскажешь, так что начинай скорее.

И Хэнк рассказал ей о Лили, поскольку Парис всегда знала его сердце лучше, чем он сам. Лучше, чем Мот или кто-нибудь другой. Именно поэтому, не будучи кровными родственниками, они оставались хорошими друзьями.

После того как все вещи были подняты наверх и Керри осталась устраиваться на новом месте, Энни ушла к себе репетировать, а Рори отправился в свою квартиру. Некоторое время он просидел за рабочим столом, пытаясь выполнить заказ для магазина «Нежные сердца». Этот бутик на Квинлан-стрит регулярно торговал его изделиями. Через вентиляционный канал до Рори доносились звуки гитары Энни; звучные аккорды сплетались с причудливой мелодией.

Эту музыку он ни разу не слышал и решил, что Энни сочиняет новую песню. Он ожидал, что соседка вот-вот перейдет в свою студию, чтобы записать новое произведение на магнитофон, но музыка продолжала звучать, словно хозяйка гитары погрузилась в транс и не контролировала движение пальцев.