Свет – Тьма - Елена С. Равинг Страница 41

—Спасибо,— с облегчением выдохнула я, когда, наконец, смогла расслабить мышцы.

—Постарайся не крутиться, иначе снова всё посрываешь. Обезболивающего должно хватить до утра. Если что, жми на кнопку,— произнёс доктор и вышел из палаты, выключив за собой свет.

К этому времени за окном совсем стемнело.

Что ж…

Завтра приедет папа.

Завтра приедет следователь.

Я пока не придумала ничего лучше, чем признаться, что сама себя порезала, так что, скорее всего, завтра меня выпрут из больницы прямо в лапы Лазаревского. У меня осталась лишь эта ночь, и так хотелось, чтобы она прошла спокойно…

Я широко распахнула глаза, захваченная врасплох очередным приступом страха.

А если «Тьма» придёт снова? Если вторую такую ночь я просто не переживу? И ни папа, ни врачи, ни следователи так и не узнают всей правды. Они посчитают, что я покончила с собой, а настоящие причины будут известны лишь маме. Только её никто не станет слушать.

Я ощутила приступ жалости и вины, охвативший душу.

Бедная…

Я всю жизнь считала её сумасшедшей. Как и все вокруг. И только теперь, столкнувшись лицом к лицу со сверхъестественной силой, с «Тьмой», в которой она жила все эти годы, поняла, насколько глубоки были её страдания. Мы запихнули её в стены психушки, где не могли ни вылечить от выдуманной болезни, ни защитить от преследовавших призраков. А ведь она всего лишь знала вещи, недоступные другим.

Что являлось худшей участью: быть посвященной в сакральные тайны бытия, но жить отрезанной от мира, или существовать в социуме, ничем не отличаясь от остальных и пребывая в полном неведении, которое могло разрушиться в любую секунду? Второе давало комфортное существование. А что давал первый вариант? Вечные психозы? Расшатанные нервы? Хронические страхи и стремительно развивавшуюся аутофобию? Зачем нам открывали тайны, которые человеческий мозг усваивал с огромным трудом? И почему так крепко в нас вцепились? Ведь в том, что старик чего-то добивался, я не сомневалась.

Зачем ему понадобилась моя мама?

Зачем ему понадобилась я?

До того как у мамы начались срывы, ей тоже снились плохие сны, а мои кошмары повторялись слишком часто и казались слишком реальными. Так может, это были вовсе не кошмары? Не просто фантазии больного мозга, а воспоминания о каких-то далёких, давно забытых, но сохранившихся в душе страшных событиях, которые теперь обрывками всплывали на поверхность. Но неужели все те ужасы могли происходить на самом деле? Ещё недавно я со стопроцентной уверенностью сказала бы, что нет. В нашем прагматичном и приземлённом мире не могло существовать ни огненных демонов, ни ангелов из красного желе, как не существовало и чёрного поля, и жуткого, тёмного облака. Однако теперь я начинала в этом сомневаться. Ведь существовала же некая «Тьма» — воплощение чего-то плохого и дьявольского, в реальности которой я убедилась лично. Существовал и странный человек со странными способностями, который, по логике вещей, должен был принадлежать такому же абстрактному «Свету». И если хоть на секунду предположить, что сражение из сна когда-то действительно произошло в реальности, то все мои представления о ней катились ко всем чертям…

Вот только какое отношение сны о прошлом имели к грядущему апокалипсису, о котором говорила мама и который описывался в библии?..

А если — прямое?

Если кто-то свыше показывал мне не то, что было, а то, что будет? Если «Тьма» пыталась переманить нас к себе, потому что собирала армию? Тогда напрашивался закономерный вывод, что теоретический «Свет», к которому принадлежал Елизар, должен был делать то же самое. Получается, готовилось судьбоносное сражение добра и зла? Естественно, «Тьма» будет пытаться уничтожить человечество, а «Свет» — пытаться его спасти? Имело ли это смысл, ведь в библии было написано, что при апокалипсисе бог уничтожит всех…

Подобные идеи казались совершенно абсурдными и нелепыми. И всё же сейчас даже самая безумная, самая нереальная и глупая мысль могла оказаться правдой.

Для меня.

И для мамы.

Итак, если посмотреть на ситуацию абсолютно серьёзно.

Я должна буду вступить в войско?

Должна буду выбрать бога или дьявола и сражаться за выбранную сторону?

Кажется, в библии было написано: «сто сорок четыре тысячи из колен Израилевых… Из колена Семионова…» Или Симеонова?.. Или… Ой, так ли была важна разница в две-три буквы? Всё равно там была указана моя фамилия. И печать бога, то есть крест, то есть знак, про который говорила мама, уже был на мне. Фактически меня заклеймили, как скотину, чтобы потом загнать в стадо таких же попаданцев, даже ни о чём не спросив… Елизар что-то говорил про выбор, но ведь выбора-то, по сути, и не было. Разве могла я пойти за дьяволом, то есть за «Тьмой», если меня уже зарезервировал для себя «Свет»?

Но то лишь в теории.

А на практике мне почему-то казалось, что всё это уже происходило: что я стояла на чёрном поле, что держала в руках меч, что видела рядом людей в доспехах, а главное — что я когда-то уже видела того воина… Последнее было единственным, во что действительно хотелось верить, хоть это и означало бы реальность всего остального. Может, именно он и был моей судьбой, как бы это ни звучало наивно и романтично? Тот, кто подходил мне идеально, кого я ждала и кого чувствовала, даже не имея представления, существовал ли он на самом деле…

Совершенно запутавшись в домыслах и предположениях, я тихонько завыла, но мой вой отразился от пустых стен, усилившись в несколько раз и угрожая разбудить пол больницы. Уже тише я выдохнула. Мне было очень обидно, что я не знала ровным счётом ничего. Елизар не торопился делиться своими сведениями, мама говорила загадками и осторожничала, ведь там, где она находилась, осторожность являлась совсем нелишним качеством, а всё остальное строилось лишь на моих догадках и могло оказаться полнейшим бредом…

Я моргнула, только теперь осознав, что видела потолок, который из непроглядной серости превратился в более светлое пятно. Скосила глаза и взглянула на окно — оно уже основательно светилось серо-голубым, что означало приближение рассвета. Провалявшись без сознания весь день, я всю ночь задавалась глупыми вопросами вместо того, чтобы просто отдыхать. А теперь, когда мозг, наконец, устал, и веки начали понемногу закрываться, пришло время подъёма. Скорее всего, через час или два меня разбудят на процедуры и сдачу анализов. И начнётся очень тяжёлый и очень долгий день, который может стать для меня даже страшнее, чем все ночные кошмары вместе взятые…

—Танцующие африканские женщины,— изрекла я, едва взглянув на картинку.

Анатолий Сергеевич Лазаревский положил карточку на стол и поднял новую, на которой были изображены, а вернее наляпаны такие же симметричные чернильные пятна.

—Муха,— тут же выдала я ответ.