Бабочки в жерновах - Людмила Астахова Страница 41

— Видите ли, здесь, на Эспите, мы очень быстро проникаемся местными традициями, так сказать, духом и плотью врастаем в наши скалы… — отозвался лорд, млеющий над очередной паспаллой. — Хм… Хотя все государственные праздники, безусловно, тоже отмечаем. Согласитесь, пропустить день Тезоименитства Ее Величества было бы совершенно недопустимо! — и прикончив свою порцию, решительно обратился к Лив, словно подводя черту под неудобной темой: — А как продвигается расследование, дорогая?

«Очаровательно, — искренне восхитился Лэйгин. — Доклад за обедом прямо в присутствии главного подозреваемого надо бы ввести в практику мурранских органов дознания».

Дама Тенар тоже оживилась:

— О! Весьма неплохо. Доктор Хамнет уже произвел первичный осмотр и с большой долей вероятности полагает, что характер повреждений… — тут она осеклась и выразительно покосилась на Ланса. — Если вкратце, то я крайне рассчитываю на то, что расследование окажется недолгим. Тело несчастного…. - между делом она решительно отрезала себе еще кусочек, — … мы поместили в ледник при мясной лавке. — Кстати, милорд, я хотела бы привлечь к расследованию Фрэн. Требуется официальный запрос от вашей милости.

И принялась тщательно пережевывать.

Сок, пахучий жирный сок лучше всякого косметического блеска заставил блестеть пухлые губы женщины. И взгляда не отвести от их манящей мягкости, от их сладости…

Ланс тряхнул тяжелой головой, чтобы отогнать подальше мысли столь же неуместные, сколь и непристойные. То ли это контрабандное вино, то ли отголоски скорой грозы. Небо над островом оставалось по-прежнему лучезарно-синим, по крайней мере, в окно столовой мурранцу виделась лишь бесконечная лазурь, но где-то вдали зрели уже тяжелые дождевые капли и цвели белые лилии молний. Потому что в висках настойчиво пульсировала кровь, глаза слипались, и нарастающая тяжесть в желудке ни в коем разе не способствовала ясности мысли. Темные думы, как морские глубины, в которых извивали щупальцы развратные помыслы, и лишь неловкие слова утлыми лодчонками сновали туда-сюда по поверхности смыслов.

— Считайте, что он уже у вас, Лив, — согласился Варден. — К вечеру разразится гроза, как вы полагаете? Громоотвод у вашей башни, право, заставляет меня каждый раз всерьез опасаться за вашу безопасность…

И они заговорили о громоотводах, то и дело поглядывая на ставшего молчаливым гостя.

На десерт были поданы запеченные яблоки с кубиками сыра, орехами, изюмом и медом в середине. Пища богов, да и только.

Берт Балгайр и Верэн Раинер. Эспит

Все зло, как известно, от баб. И неважно, юная ли невинность прелестно выпячивает розовую губку и хлопает ресницами, провокационно поводя крутым бедром, или умудренная годами опытная хищница косит насмешливым глазом из-под полей потрепанной шляпы, суть остается неизменной. Бабы — зло. Вопрос лишь в том, кто из них зло большее: юные и невинные или же зрелые и злопамятные. По здравому размышлению выходило, что одни других стоят.

Чего добивалась Лив, бросая девицу, над которой вроде как взяла опеку, на произвол судьбы и островитян, понятно было бы даже хадрийцу. Провоцировала, Овчарка! Как есть провоцировала. Знала, что Берт не оставит барышню без присмотра, а коли и захотел бы, так не удастся. Верэн сама прицепилась похлеще краба. Охотница, чтоб ее отымели и морские, и подземные разом. Едва из пеленок, а туда же: губки бантиком, ресничками хлоп-хлоп, бедрышком, опять же…

«Тай — старый сластена, ни за что не запретит девкам на Эспите ноги оголять! — мысленно ругался Балгайр, у которого от колыхания юбчонки в такт шагам хадрийки кровь отливала от головы, устремляясь совсем в иную часть тела. — А надо бы! Этак они скоро совсем голышом разгуливать станут».

Посмотреть приятно, кто ж спорит, однако чуть увлечешься — и тут же спикирует откуда-нибудь, как ворона на падаль, очередная поборница эспитской морали, и такой грай поднимается, что хоть с обрыва вниз головой сигай. Не Лив сама подстережет, так Мерерид принесет недобрым ветром, а где старшая Тэранс, там и вся прочая свора островных сплетниц. Всё углядят, всё донесут даме Тенар — и как водил новенькую под ручку, и какими глазами на ноги ее глядел, и какие слова говорил, и дышал как — громко или же тихонько.

— Пойдем-ка прогуляемся, рыбка, — Берт — назло всем подглядывавшим и охавшим из-за частокола палисадников и бастионов живых изгородей! — крепко ухватил барышню за локоток и решительно повлек прочь из центра поселка. К морю и скалам — поближе, от вездесущих соглядатаев — подальше.

И только после того, как спутница споткнулась на ровном месте три раза кряду, повисая на его руке, трогательно краснея и благодаря нежным полушепотом, осознал, что серьезно дал маху. Слепому ж видно, что на уме у девки. Аккурат тот возраст, когда каждый чих объекта мечтаний воспринимается как команда: «Взять!» Или, что точнее, «Дать!» Мудрые исследователи тонких душевных процессов написали на сей счет уйму солидных томов, с некоторой частью которых Балгайру довелось ознакомиться. Тяга к знаниям сидела в нем всегда, а вот доверия к печатному слову с годами поубавилось. Потому как все эти девичьи вздохи объяснялись проще устройства лебедки: соки бурлят, платьишко в груди жмет, а природа на все голоса кричит: «Размножаться! Вот прямо сейчас, немедленно, с места не сходя!» Иначе опоздаешь, и более прыткие товарки расхватают всех подходящих самцов. Опять же, лето только-только началось, солнышко пригревает, цветет и щебечет все, что только может цвести и щебетать… И пример шибко умной и независимой, но уже не такой юной Лив перед глазами. И юбка готова не то что сняться — заполыхать от одного только взгляда. Чего ж непонятного? Дело житейское. Плавали, знаем. Эспит вообще такое место… располагающее. Скайра в этом возрасте, правда, посдержанней была, однако и на угрюмую Стражницу частенько накатывало, и до сих пор, к слову, находит этакое весенне-летнее сезонное безумие.

Но, поскольку Берт всегда придерживался благородного принципа: «Где живу, там не гажу», да и еще большее обострение отношений с дамой Тенар ему было совершенно ни к чему, то юной Верэн ничего не светило. Во всяком случае, пока.

Пока неясно, кто она на самом деле есть…

Вот смеху будет, если он привез на Эспит собственную смерть — контрабандой! Впрочем, когда проделываешь такое уже не в первый раз, веселиться как-то не с руки. Зато всем прочим потеха. Но… но еще ничто не ясно, вот в чем беда! Верэн Раинер появилась здесь, еще не перешагнув рубеж совершеннолетия, здешнего, особенного, эспитского совершеннолетия. Ей нет двадцати одного года, а именно по достижении этого возраста с теми, чьи души отравлены Эспитом, начинают происходить изменения. Если только…

— О! — восклицание девушки, полное чистого щенячьего восторга, прервало течение мыслей Берта на самом интересном месте. Он нахмурился и тряхнул головой, но мысль уже ушла, и поймать ее за хвост Балгайр не сумел. А Верэн, позабыв даже о необходимости кокетничать, снова вскрикнула: — О! Какое чудо! Только взгляните!