Охота на Уршада - Виталий Сертаков Страница 41

Вторично я ударила формулой Иглы, на долю песчинки промелькнули серебряные волосы вельвы. Она зашивала вокруг меня пространство еще быстрее, чем я его резала.

Грохнула мортира, снова кто-то заорал, но не близко, а словно из глубокой ямы. Я ничего не могла поделать, я была совершенно беспомощна и оставалась жива только благодаря нерасторопности вельвы. Когда-то Мать Кесе-Кесе рассказывала мне об этих гранях колдовства, но на собственной шкуре испытывать не приходилось. Сильные вельвы выходят зимой в лес и лежат на снегу, расстелив лосиную шкуру. Они поклоняются лосю, это такой громадный олень, он живет только на севере, бегает по болотам на длинных ногах и дважды в год разговаривает с людьми. Лосиная шкура не дает вельве замерзнуть, она впитывает обнаженной кожей серебряный свет луны, обрастает этим светом, как коконом, так плотно, что может потом плести из слежавшегося света черную паутину…

Только саамские вельвы и некроманты умеют ходить по грани тонких миров. Еще туда умеет забредать и заманивать путников наш приятель Кой-Кой, но, чтобы провалиться в «глаз пустоты», надо вначале долго рисовать цветные узоры на стенах пещер, и рисовать их может далеко не всякий перевертыш…

Вельва прыгнула на меня, растопырив конечности, как кошка, когда она падает с дерева. Пока мерзавка летела, я успела ее хорошенько рассмотреть. Ее белые, как снег, волосы удерживала нить с камешками, похожими на четки. Позже выяснилось, что это зубы неизвестного мне зверька. Кожа вельвы отливала удивительной атласной белизной, так что ей приходилось прятаться от жадных лучей Короны. Полупрозрачное лицо она подкрашивала ореховой краской, кисти рук прятала в перчатках. Ее платье было прошито тонкими проволочными нитями, на горле красовалась шкурка белого котенка.

От первой атаки я легко ускользнула и сразу же набросилась на нее сбоку. Я орудовала двумя клинками, но никак не могла ее зацепить. Женщина с прозрачным лицом гнулась, словно фигурка из мягкой глины. Клинки свистели, не достигая ее.

Мы обе находились в удивительном месте, точно внутри разбившегося зеркала. Осколки разной формы летали вокруг меня, и в каждом осколке я видела хохочущую пасть вельвы. Она была одновременно старой и молодой, она высасывала из меня силы и молодость, даже не прикасаясь ко мне. Я разбила несколько осколков, они раздробились на более мелкие, но стало только хуже. Похоже, в том месте, куда меня заманила вельва, в воздухе плавал яд. Кроме того, воздуха становилось все меньше…

Я начала выбиваться из сил. Пожалуй, это был самый удивительный поединок за последнее время. Далеко не сразу я догадалась, что происходит. Наивная Марта Ивачич полагала, что ей хотят вцепиться в волосы, но вельва поймала в когти мою чакру, захватила мою жизненную силу и медленно рвала ее на куски.

Такому коварному волшебству меня не учили.

Тонкие миры бесконечны, и бесконечны сущности, их населяющие. Так считает народ перевертышей, и в тот момент я поверила Кой-Кою. Мне казалось, я вижу на сотни гязов вокруг, но это были лишь зеркала. Твердь не тянула меня вниз, ноги свободно порхали, но внизу тоже блестели серебряные отражения. Вельва могла меня не убивать. Ей было достаточно бросить меня в царстве без дна, и я погибла бы тут от жажды. Я металась из стороны в сторону, пространство послушно расступалось передо мной со звуком рвущейся ткани, но в юрту Эль-Хаджи я вернуться не могла.

Я даже не могла понять, живы ли они до сих пор, поскольку звуки тоже исчезли. Звуки стали отражениями. Каждый мой вздох, хрип и невольный вскрик теперь возвращался обратно, кружил подле меня алчным стервятником и норовил прогрызть мне уши. Я отмахивалась заговоренными клинками, а сама шептала молитвы многорукой богине Аакшми, ведь кому, как не ей, подчинены отражения и желания, блуждающие в бесконечных коридорах души!

Меня спас Анатолий Ромашка. Вот про кого я совсем позабыла, метаясь между сарайчиков и лениво развалившихся коров во дворе Эль-Хаджи. Наверное, лекарю надоело ждать, пока меня прикончат. Он вышел на крылечко, неумело приложил тромбон к груди и выстрелил. Отдачей Толика внесло обратно в дом, спиной он повалил два столба, сломал Эль-Хадже любимый чайный столик, подарок префекта из страны Хин, и едва не проломил себе голову. От грохота выстрела вскочили на ноги спавшие двугорбые, заметались птицы, над внутренним двором повисло пороховое облако…

Вельву убило наповал.

Она лежала, прекрасная и белая на рыжем песке Шелкового пути. Ее льдистые глаза что-то искали в небе Великой степи, а прозрачное хищное лицо покрывалось смертельной бледностью. Косточки и черепа вздрагивали на ее груди.

Серебряное сияние угасало вокруг ее прелестных волос. Вельва лежала, а рядом, как морские звезды, распластались все мы — Эль-Хаджа, его слуги, я и даже Кеа. Саамская кудесница всех нас засосала в черную паутину колдовства. Наверное, ей не хватило самой малости, чтобы нас скрутить.

Но ей не удалось заманить в силки Толика Ромашку. Позже он рассказал мне дивную историю. Мы все внезапно стали исчезать, мы гасли, словно светляки на заре, истончались, как горящий папирус, таяли, как дымные кольца в вышине. Он ругался, хватал меня за рукав, но ничего не помогало. А скоро мы все исчезли, включая нюхача. Из корзины Кеа выкатилась наполовину съеденная груша. Толик растерянно проследил за грушей и вдруг увидел во дворе вельву. Она кружилась, притоптывала, как взбесившийся дервиш, кружилась с такой скоростью, что черепа и кольца летали за ней по воздуху. А под ее пальцами разматывались серебряные нити, становились коконом, и в коконе этом кружились мы все, жалкие и беззащитные…

— Что ж ты творишь, сука такая? — спросил Толик и спустил курок.

Заряд тромбона угодил ведьме в бок. Я посмотрела туда один раз и больше не стала. После такой раны саамскую вельву могли бы спасти Матери-волчицы, и то, если бы накинулись все вместе. Одна я не в состоянии собрать легкие, печенку и склеить разбитые ребра.

Анатолий терпеливо ждал, пока Корона и облака прекратят пляску в моих зрачках. Когда я наконец собрала себя воедино, это была заслуга не моя, а покровительницы, мудрой Лакшми. Я разогнулась со стоном и только тут заметила, что Ромашка держит на прицеле оркнейца, сопровождавшего ведьму. Тот послушно сидел у входа в овчарню, баюкая на руках корзину с их нюхачом. Наверняка бородачу не терпелось вынуть из-за плеча секиру и сделать из одного лекаря двоих, но против фунта картечи с топором не попрешь. Зверь ворочался в его груди, но проснуться мы ему не дали. С помощью слуг Эль-Хаджи я обезоружила и связала этого вонючего пса.

— Храни меня Милостливый, что я буду делать? — запричитал толстяк Хаджа. — Сейчас сюда сбегутся стражники нацира, меня швырнут в яму к шакалам за убийство, мои дети останутся без отца…

— Скажи слугам, пусть копают могилу. И не трясись. Снаружи никто ничего не слышал. Только забери у нее с тела все побрякушки и кинь в огонь. Не закапывай ее с амулетами!

Я сказала чистую правду. За частоколом, огораживавшим владения моего данника, текли обыденные людские реки. Неповоротливая рессорная берлина притормозила подле источника Эль-Хаджи. Невозмутимых буйволов выпрягли, повели на водопой.