Последний единорог - Питер Сойер Бигл Страница 41

— Бегите, — повторил Шмендрик слова, что сказал когда-то дикой белоснежной легенде, которой отворил клетку. Они бежали по громадному залу, позади них спотыкались в темноте стражники, а череп визжал:

— Единорог! Единорог! Хаггард, Хаггард, она идет туда, к Красному Быку! К часам, Хаггард, где ты? Единорог! Единорог!

В этом шуме зловеще прошелестел голос Короля:

— Дурак, предатель, теперь она знает это! — Где-то рядом прошелестели его быстрые шаги. Шмендрик было собрался повернуться и приготовиться к драке, но тут послышался удар — старая кость с треском разбилась о старый камень.

Когда они оказались перед часами, времени на сомнения уже не осталось. Стражники были в зале, эхо их шагов металось от одной стены к другой, а Король Хаггард шипел и ругал их. Леди Амальтея не колебалась. Она вошла в часы и исчезла, как луна за облаками, — за ними, но не в них, отделенная от облаков тысячами миль. «Будто она дриада, — теряя разум, подумала Молли, — а время — ее дерево». Сквозь мутное, покрытое пятнами стекло Молли видела грузы, маятник и потраченные ржавчиной колокольчики. За ними не было двери, сквозь которую могла пройти Леди Амальтея. Ржавыми деревьями по бокам устремленной в дождь дороги расступались механизмы. Плакучими ветвями колыхались грузы.

Король Хаггард кричал:

— Остановите их! Разбейте часы!

Молли повернула голову, собираясь сказать Шмендрику, что она, наверное, поняла слова черепа, но волшебник пропал вместе с замком Хаггарда. Часы тоже исчезли, она стояла рядом с Леди Амальтеей — было холодно.

Голос Короля Хаггарда звучал где-то вдалеке, не столько в ушах, сколько в памяти. Повернув голову дальше, она обнаружила, что глядит прямо на Принца Лира. Серебристой рыбкой подрагивал за ним туман, ничем не напоминая источенные ржавчиной часы. Шмендрика нигде не было. Принц Лир наклонил голову к Молли, но обратился к Леди Амальтее.

— И вы хотели уйти без меня, — сказал он. — Вы совсем не слушали меня.

Тогда она ответила ему, она, молчавшая в присутствии волшебника и Молли. Низким чистым голосом она сказала:

— Мне нужно вернуться. Я не знаю, кто я и почему я здесь. Но я должна вернуться назад.

— Нет, — сказал Принц. — Вы никогда не вернетесь назад.

Прежде чем он успел добавить еще что-нибудь, Молли со слезами в голосе, к собственному удивлению, прервала его:

— Не слушайте все это! Где Шмендрик? — Влюбленные с удивлением посмотрели на нее, словно на незнакомку, недоумевая, как в их мире может разговаривать кто-то еще, и она чувствовала, что дрожит вся, целиком, от ног до головы. — Где он? — спросила она. — Если вы не вернетесь за ним, я пойду одна. — И она отвернулась.

И тут Шмендрик вышел из тумана, сгибаясь, словно шагая против сильного ветра. Он прижимал ладонь к виску, а когда убрал руку, по лицу его потекла кровь.

— Все в порядке, — сказал он, увидев, что кровь капает на руки Молли Отравы. — Все в порядке, это царапина. Пока это не случилось, я не мог пройти. — Он нетвердо поклонился Принцу Лиру. — Я так и думал, что это вы прошли мимо меня в темноте, — сказал он. — Скажите, как вам удалось так легко пройти сквозь часы? Череп говорил, что вы не знаете пути.

Принц выглядел озадаченным.

— Какого пути? — спросил он. — Что нужно было знать? Я видел, куда она пошла, и просто последовал за ней.

Внезапный смех Шмендрика ободрался об иззубренные стены, наплывавшие на них по мере того, как глаза привыкали в новой темноте.

— Конечно, — отозвался он. — Всему свой срок. — Он вновь рассмеялся, тряхнул головой, и кровь потекла снова.

Молли оторвала кусок от своего платья.

— Бедные старики, — сказал волшебник. — Они не хотели ранить меня, и я, будь у меня оружие, не прикоснулся бы к ним. Извиняясь, мы увертывались друг от друга, и Хаггард вопил, а я бился в часы. Я знал, что это не настоящие часы, но они были похожи на настоящие, и это смущало меня. Потом явился Хаггард с мечом и ударил меня. — Пока Молли перевязывала его голову, он закрыл глаза. — Хаггард, — сказал он, — начинает мне нравиться. Он был так испуган. — Глухие отдаленные голоса Короля и его людей, казалось, зазвучали громче.

— Не понимаю, — сказал Принц Лир, — почему он, мой отец, был испуган? Чего он… — Но в этот момент по ту сторону часов послышались победные крики и сильный грохот. Колышущееся сияние тут же исчезло, и черное молчание поглотило их всех.

— Хаггард сломал часы, — сказал Шмендрик. — Теперь у нас только один путь — через логово Быка.

Подул медлительный густой ветер.

Путь был достаточно широк, чтобы все четверо шли рядом, но они двигались гуськом. Леди Амальтея решила идти впереди. Ее волосы освещали дорогу тем, кто следовал за нею, — Принцу Лиру, Шмендрику, Молли Отраве; и хотя перед ней самой света не было, поступь ее была уверенной, словно она не в первый раз проходила этим путем.

Где пролегал их путь на самом деле, они так и не узнали. Холодный ветер и его холодный запах казались настоящими, и темнота пропускала их куда недоброжелательнее, чем часы. Подземная дорога была достаточно реальна: она ранила ноги и местами ее преграждали завалы камней, сорвавшихся со стен. Но пролегала она как во сне: перекошенная, извилистая, завивающаяся сама на себя, она то становилась почти ровной, то поднималась немного, то устремлялась вперед и вниз, то возвращала их назад под зал, где Король Хаггард, наверно, до сих пор ярился над обломками часов и черепа. «Конечно, это дело рук ведьмы, — подумал Шмендрик, — ведь все, что творят ведьмы, в итоге оказывается нереальным. В итоге… но сейчас и есть итог… для нас. В противном случае все было бы вполне реально».

Пока они ковыляли вперед, он поспешно рассказал Принцу Лиру историю их приключений, начиная со своей странной истории и еще более странной судьбы: гибель «Полночного карнавала» и свое бегство с единорогом; встречу с Молли Отравой, путешествие в Хагсгейт и историю Дринна о двойном проклятии, легшем на город и на замок. Тут он остановился, ведь в глубине ночи их ждал Красный Бык, в ночи, что кончилась, хорошо это или плохо, магией и нагой девушкой, тонущей в своем теле, как корова в сыпучем песке. Он надеялся, что Принц более заинтересуется тайной собственного рождения, чем происхождением Леди Амальтеи.

Не совсем доверяя его словам, Принц Лир тем не менее изображал на лице доброжелательное удивление, что довольно сложно само по себе:

— Я уже давно знаю, что Король — не мой отец, — сказал он, — но поэтому-то я так старался быть его сыном. Я враг любого, кто замышляет против него, и одного только бормотания старухи недостаточно, чтобы я содействовал его падению. Что касается прочего, я не думаю, что единороги еще есть, и знаю, что Король Хаггард никогда не видел ни единого. Как может человек быть столь печален, как Хаггард, если он когда-нибудь видел хоть одного единорога, не говоря уж о тысячах в каждом приливе? Ну если бы я увидел ее только один раз и никогда больше… — Тут в некотором смущении он замолк, также почувствовав, что разговор принимает печальный оборот и повеселеть уже не сможет. И плечи и шея Молли внимательно слушали, но если Леди Амальтея и внимала разговору, то не подавала вида.