Там, где нас не ждут - Юрий Москаленко Страница 41

На землю одновременно упали высушенная шкурка с костями от пташки и черный кинжал, а рядом на пятую точку приземлился и я. Нихренасе! Это что получается, я фазана досуха выпил, как вампир?! Холодный пот прошиб меня. Неслабо! Но, с другой стороны, если ты в бою ранен, то любое твое удачное движение, приведшее к ранению или смерти противника, частично, а то и полностью, восстанавливает тебя и лечит. Да, нужно решать, надо мне это или ну его подальше?! С другой стороны, что я теряю — а ничего, надо только научиться управлять им. Вот я грохнул птаху, когда потерял много сил, и организм сделал все, чтобы восстановить утраченную энергию, а кинжал — всего лишь средство для получения желаемого. И в то же время это страшное оружие, позволяющее иметь больше шансов на победу в бою, чем у возможных противников, и глупо было бы отказываться от такой помощи. Конечно, не стоит при этом усугублять всякими жертвоприношениями и изготовлением зомбяков и прочих ходячих мертвецов. Такое уже ни к чему…

Так, успокоились… а теперь наступаем на голову кролику, и по шее ему кинжалом, стараясь взять его жизненных сил немного — чтобы осталось что поесть.

Все прошло, как и представлялось: небольшое соприкосновение, тушка кролика нормального вида, на мумию не похожа, мои руки от подпитки налились силой, тело полно сил и требует активных действий… Ну вот: и так придется прятаться от алтаря и ограничить время контактов с ним из-за возможной наркотической зависимости, а тут еще кинжальчик похожую проблему добавил… и что лучше, что хуже — не поймешь.

«Буду решать проблемы по мере их поступления», — подытожил я.

Собрал ягод, нарубил лиан, стараясь брать старые, без ягод, но в то же время гибкие. Навестил «ананасное дерево», ободрал его… короче, загрузился по полной. Домой добрался без происшествий.

Помылся, постирал вещи пигмея и свои порванные, переоделся в шорты с футболкой. Накрыл на стол, используя для этого миски, тазики, половником наложил и первое и второе, визуально деля содержимое котелка на четыре части, в другие миски намыл яблочек и порезал ананас. В кубок налил компот-настойку, уселся, как падишах, и погрузился на целый час в мир вкусового марафона. Тело мальца радовалось, наполнившись непрекращающимся ощущением счастья. Бедный ребенок — вот же досталось бедняге, если такие условия ему кажутся райскими…

После обеда до вечера устанавливал мишени на кухне и на пляже в лагуне, усилил основу мишени в тренажерном зале. Для пляжной мишени пришлось бегать за щитом на наблюдательный пост. В окрестностях и по дороге все было как и утром, но немного пожиже поток: теперь караваны двигались не один за другим, а через небольшой промежуток и реже попадались встречные. Бобик почти по грудь в дарах-подношениях, и я как раз застал интересную компанию в длинных белых балахонах.

Пятеро пожилых мужчин подъехали на лошадях к съезду с дороги к постаменту, спешились, один остался с лошадьми, а четверо направились с бобику. Толпа путников, стоящих в очереди к Тузику, расступалась перед ними, как торосы перед ледоколом. Белые балахоны остановились возле постамента, поклонились, положили два свертка, и трое из них отошли назад, отодвигая от памятника остальных ожидающих. Четвертый, крепкий плечистый дед, вдруг опустился на колени, а трое сзади него одновременно повернулись лицами к толпе просителей и расставили руки в стороны. Толпа шарахнулась от них: повернувшись спинами к Тузику, люди упали на колени, обхватив руками головы.

Ай-ай-ай! А тут снова намечается грабеж маны! Думаю, Тузик сейчас им задаст! Но ничего подобного не случилось: старший балахононоситель поднялся, приложил руки к алтарю, выгнулся сильно назад, постоял так пару минут и на этот раз просто рухнул на колени, свесив голову на грудь; казалось, что он вот-вот упадет замертво. Остальные служки повернулись к статуе, отвесили глубокие поклоны, подхватили старшего и бросились почти бегом к лошадям, таща под руки своего старшего. Бросили его поперек крупа лошади и устремились на выход, в сторону «младшенькой». А караваны-то больше не идут… опять их отталкивает назад из брода; что же сделали эти белые балахоны с Тузиком? Я мысленно обратился к нему, закрыв глаза. Да нет, вроде все нормально. Опасности явной нет, а вот некоторая усталость присутствовала. Путники повскакивали на ноги и продолжили с еще большей настырностью и набожностью, постоянно при этом кланяясь, одаривать бобика нехитрыми подношениями. Я посмотрел на стоянки — все так же забиты кибитками, телегами, людьми и животными.

«Так, надо быстрее доделывать дела и двигать к бобику: пока светло, рассмотреть, что нам нанесли проезжие, и интересно у него узнать ответы на волнующие и непонятные мне моменты».

Вернулся к себе и продолжил заниматься делами. После установки всех мишеней принялся отрабатывать стрельбу из арбалета на пляже, постепенно увеличивая дистанцию до цели. Потом кидал ножи, кинжалы и засапожники. Н-да… стрелять у меня явно получается лучше. Ножи не хотели втыкаться, я подсознательно чувствовал, что какие-то движения кистью при броске делаю неправильно, пытался вносить изменения в положение корпуса при этом, по-другому держать ножи. Откуда я знал, что что-то делаю неправильно, — не понял, но это точно была не интуиция. Я грешил на те навыки, которые мне достались от пигмея и вождя, и их подсказки воспринимались как недовольство самим собой, иногда даже зудом или небольшой болью, когда неправильно брал или кидал ножи. А вот если получалось сделать все правильно — то яркое чувство удовлетворения настигало меня, как экстаз. Я только один раз за этот вечер испытал такое чувство, когда навскидку, без прицеливания, на одном чутье поразил мишень точно в середину щита. Боже, как я был рад! И слава богу, что на этой праздничной ноте я и закончил на сегодня свои занятия.

Потом принятие водных процедур, плотный ужин. И, захватив одеяло и полный оружейный набор, двинул к Тузику. Устал сильно, и даже купание и еда не сняли тяжести с натруженных мышц. Очень хотелось спать. А взятое с собой одеяло навевало вполне понятные мысли об отдыхе.

На дороге никого, около Тузика тоже, посетители, кроме меня, отсутствуют. На стоянках дым коромыслом, десятки костров и непонятное хаотичное движение. Ну и черт с ними, а я к Тузику!

Алтарь просто завален мешками и мешочками, пакетами и пакетиками, свертками и сверточками… К бобику даже не пробиться, придется разбирать эту свалку. Часа два ковырялся в дарах, рассортировывая доставшееся богатство на кучки: съестное — несъестное, нужное — ненужное, дорогое — дешевое… Оружия было на удивление мало: пара клинков и один очень неплохой нож. Весь хлам, непригодный в пищу, особо не рассматривая, перекидывал через кусты к тропинке в пещеру. Мяса было — ну просто завались… опять вспоминается это усатое-полосатое с морской фамилией.

Пора будить Тузика, хоть и светло; из-за белых балахонов «прием граждан» закончен раньше, будет продолжен завтра. Тузик после пробуждения выглядел уставшим, и гора мяса пошла на ура. Даже я, со своим жутким аппетитом, вскоре не мог смотреть на этот шикарный стол. В мешок я уже давно отложил большие куски буженины, окорока, копченой грудинки, десятка два колбас и большой шмат сала. Все было свежее и очень хорошего качества. Нашелся даже кувшинчик молока литра на полтора и чугунок масла. Еще я нашел шесть буханок хлеба. Кормят тут Тузика, словно на убой. За приемом пищи вели мы с ним неспешный разговор. Чтобы не напрягаться потом, расстелил одеяло. Улегся сверху, дабы оно немного притупляло то влияние на меня, которое оказывал алтарь. Зеленоватое свечение приятно охватывало тело своими мохнатыми лапками. Если я отсюда когда-нибудь уйду, то очень часто буду вспоминать этот вечер.