Доспехи из чешуи дракона - Денис Юрин Страница 42

Из леса появился «монах», он выстрелил. На него вдруг откуда-то налетели всадники, завязался бой…и вот он закован в цепи в сыром и темном подвале. На распоротом брюхе мерно вздымается пахучая зеленая гадость, а писаная красавица с выставленными напоказ атрибутами своей красоты бьет его кнутом и задает идиотские вопросы.

– Готов ли, малыш, готов?! – голос мерзавки звучал все требовательней и требовательней.

За первым ударом последовал и второй, и третий, притом по все той же щеке. Внушительных размеров грудь мучительницы вздымалась все учащенней и учащенней, на безжизненном лице появилось выражение нарастающего наслаждения, а аппетитные коленки женщины вдруг напряглись и плотно сжались.

– Ну, давай, давай, подставь мне другую щеку, малыш! – почти выкрикнула вошедшая в раж дамочка с кнутом и ударила по голой груди юноши с такой силой, что в лицо не выдержавшего и закричавшего от адской боли Семиуна брызнули капли крови из широкой и глубокой раны над правым соском.

После крика жертвы красавица сразу успокоилась, на сочных губах заиграла довольная улыбка, а гнев был сменен на…на строгий, суровый тон:

– Говори, мерзавец, как вы умудрились заметить Вилара?! Кто твой дружок, кто?!

Вместо того чтобы и дальше истязать юное тело кнутом, женщина поднялась с места и, вальяжно пройдясь, раскачивая округлыми бедрами, опустилась перед Семиуном на колени. Она заглянула ему в глаза и зловеще ухмыльнулась:

– Отвечай, тебе же, малыш, лучше будет! Вот я отдеру сувилу, и в мир иной отойдешь быстро и безболезненно…– Изящная рука в черной кожаной перчатке нежно погладила юношу по залитой кровью щеке. – Ну, отвечай, дорогуша! Думаешь, мне приятно тебя истязать?! Ну да, приятно, – рассмеялась женщина ангельским голоском, а затем вдруг прильнула к щеке пленника благоухающими губами и одним резким движением языка слизала с нее кровь. – Мучить нашкодивших мальчонок – мое призвание, но что до тебя…мне бы хотелось заняться и кое-чем еще…Поторопись, сладенький мой, а то не успеем, времени-то уж очень мало!

Ласковый голос бесстыдной обольстительницы подавлял волю юноши, а ее шаловливые пальчики нежно теребили и поглаживали его соски. В такие моменты мужчина согласен сознаться во многом, даже в том, чего никогда не совершал. Семиун не был исключением, да вот только лекарь не знал, кто таков этот Вилар, и о шарлатане-напарнике, названном почему-то его дружком, не мог ничего рассказать, разве что тот два дня подряд расхаживал по дороге, сверкая голыми ягодицами, и за это время набил немало паскудных рож ханжей-моралистов.

– Он…он шарлатан…бродяжка, обычный мошенник…– закрыв глаза от наслаждения прикосновениями обольстительницы, пробормотал Семиун, но не договорил, а громко взвыл от пронзившей его боли.

Жестокая мучительница оказалась недовольна услышанным и с силой крутанула его нежную кожу, затем ее острые зубы вцепились в здоровую щеку и вырвали из нее кусок плоти.

– Не захотел по-хорошему! Дурачком прикидываешься?! – прошипела разозлившаяся красавица и, выплюнув изо рта откушенное, принялась стягивать с рук перчатки. – Ну что ж, приготовься! Кнут – это так, разминка была, сейчас ты узнаешь, что такое настоящее мучение! Ты мне все, все о бородатом гаде выложишь, не только расскажешь, балладу сложишь и споешь…на два голоса, а если прикажу, и на три!

Нелепые, грубые перчатки из черной кожи, совсем не подходящие к изысканному платью кровожадной обольстительницы, упали на пол. Глазам Семиуна предстало то, что он никак не ожидал увидеть. Парень закричал, но на этот раз не от боли, а от внезапно накинувшегося и парализовавшего его страха. До запястий руки женщины были обычными, если отвлечься от того, что красивыми, но вот дальше они, хоть и сохраняли форму человеческих кистей, но выглядели ужасно. Тонкая, белоснежная кожа резко переходила в прозрачную чешую, под которой не было ни костей, ни плоти, только бесцветная жидкость с плавающими в ней амебообразной субстанцией и мелкими пузырьками воздуха. Такого Семиун ни разу не видел, а те несчастные, перед которыми дама снимала перчатки ранее, уже не могли ничего никому рассказать.

– Человеческая плоть такая мягкая, такая беззащитная, намного мягче, чем ты мог предположить, – с вожделением промурлыкала дама.

Прозрачная рука дотронулась до предплечья юноши, но не легла на него, а прошла сквозь кожу и мышечную ткань. Рука Семиуна сама по себе задергалась в конвульсиях, парень закричал от боли, когда неприятная холодная материя дошла до кости.

– Да, вот так, вот так, – ворковала дамочка, ощупывая изнутри руку юноши. – Ой, сколько канатиков, сколько нервиков! Ой, опять задела!..

Теперь уже дергалась не рука, а сотрясалось все тело. Если бы лекарь что-нибудь знал, то точно бы рассказал. Боль уже перешла все допустимые пределы терпимости, она лишала сознания и поедала его изнутри. Однако запас его знаний был весьма ограничен, слишком мал, чтобы мучительница прекратила пытку.

– Повозка…мы видели повозку с мертвецами…труп на дороге…гниль ужасная! – прокричал бьющийся в истерике парень, а затем, когда прозрачная рука вышла из тела на поверхность кожи, бессильно повис на цепях и затих.

– Та-а-а-к, это уже что-то, – пропела дама и, поцеловав юношу в лоб, погладила шрам на голове. – Малыш устал, малышу было бо-бо, я понимаю, но то, что малыш рассказал, слишком мало, чтобы я его отпустила, – в голосе жестокой красавицы слышалось приторно-наигранное сочувствие. – Меня не волнует, что вы видели, я спросила «Как?». Кто твой товарищ, как он смог заметить повозку и Вилара?

– А что ее не заметить-то? Не таракашка малая. Повозку издалека видать, – плача, промямлил Семиун, действительно не понимавший, в чем суть вопроса.

Лекарь не знал, с кем столкнулся и чего этот монстр в женском обличье хочет от него, зато теперь ему стало ясно, почему дамочка называла его «малышом». Попавшись в руки такого изощренного палача, любой, даже самый мужественный человек готов был заплакать, разреветься, как грудное дитя, и рассказать все, чтобы ему подарили смерть. Куда там заплечных дел мастерам! Они действуют грубо и далеко не всегда могут довести жертву до нужного состояния. Прежде чем начинающий палач чему-то обучится, в его руках погибнет не один десяток жертв, так и не испытавших по-настоящему боли, не прочувствовавших и малой толики тех страданий, которые Семиуну довелось пережить всего за неполную минуту пытки.

– Не о том…А ты опять все не о том лопочешь, – с сожалением покачала головой красавица и положила свою прозрачную ладонь уже на ключицу парня. – Я вот все думаю: то ли работу головки твоей проверить и в мозгах поковыряться, то ли пощупать, как сердечко твое стучит?

Юноше было трудно выбрать: и тот и другой из предложенных ему вариантов был очень болезненным. Он еще не знал об этом, но чувствовал, судя по тому, как блестели глазки мучительницы и насколько пакостной была ее кривая ухмылка. Чудовище не стало дожидаться ответа и запустило водянистую руку в его плечо. Тело Семиуна снова пронзила острая боль. Он чувствовал, как тонкие, холодные пальчики просачиваются через мышцы и ощупывают верх левого легкого, потом они заскользили вниз, подбираясь к неимоверно быстро застучавшему сердцу.