Кентурион - Валерий Большаков Страница 42

Неожиданно стало легче. Его отвязали от штырей и понесли.

– Т-ты з-зайди с-сначала, – донесся голос Заики.

– Угу… – ответил кто-то незнакомый.

Лобанов ощутил касания чужих рук. Его протащили в клеть и уложили животом на траву.

– Спасибо… – прохрипел он.

– Д-да… д-да… – взволновался Заика, и еле договорил: – Д-да чего там… Щас мы…

Сергий услышал плеск воды. Теплая – пресная! – вода пролилась на израненную спину, смывая соль и пыль. А после Роксолан унюхал резкий, непонятный запах.

– Щас Т-тахарка т-тебя т-травами п-полечит…

Какая-то теплая кашица размазывалась по спине, под бормотания и молитвы на невразумительном нубийском. Сергия посетило дежа-вю. Парфия, Антиохия… Авидия Нигрина лечит его исполосованную спину… И трава похоже пахнет…

– Спасибо, Тахарка… – выдавил Лобанов. – Уходил бы ты отсюда… Забирай Кашту и уходи!

Тахарка проворчал что-то по-своему. Аккуратно прикрыв спину Лобанова куском ткани, вымоченном в крепко пахнущем настое, Тахарка пробормотал:

– Вас обоих выдал Хори, Хори Косой… – и ушел.

– Заика, – попросил Сергий, – передашь это Ахми? Или Гефестаю? С ним хоть все в порядке?

– Ж-живой он, ш-шишку наб-бил, и в-все…

День двадцать пятый длился для Лобанова очень долго. Он то спал, то лежал и терпел, подгоняя свой организм: восстанавливайся скорей, скорей, восстанавливайся! Боль спадала медленно, постепенно. После полудня ощущения переменились – спину стало щипать. Травы, наверное, начали действовать… И чего там еще этот нубиец наложил в свое зелье?

К вечеру и щипать перестало. Спина словно коркой покрылась. Сергий шевельнуться боялся – вдруг лопнет?

А вечером шене ожило. Сергий терпеливо дожидался новостей. И дождался.

Вымотанный, но довольный Ахми пролез в клетушку, и сразу доложи г:

– Хори Косого мы наказали. В пасть его поганую навоза напихали, а руки-ноги ломом перебили… Он весь день провалялся на горячей скале. Мычал сперва, а к полудню спекся…

– А Кашта? – спросил Сергий.

– А нету его! – хихикнул Ахми возбужденно. – И Тахарка пропал…

– Молодцы… – натужно похвалил Лобанов. – А побег мы еще организуем…

1. Нубия, Ипермек, храм Льва

В городишке Севене, где дома и храмы крепко сидели на возвышенной части острова Неб, было не так душно – широкие рукава Хапи, обтекавшие остров, смягчали жару, словно уносили с собой, по течению. Отвесные стены речных берегов сближались настолько, что земли для посевов у их оснований не хватило бы и муравьям, а далее к югу долина реки сужалась еще сильнее, отмечая первый порог.

Зухос ленивым взглядом обвел храмы из белого известняка и красного гранита, отороченные темной перистой полосой высоких пальм. Он почти на месте. Он стоит у Врат Юга. Остается всего ничего – подняться за четвертую ступень порогов, в страну Нуб, и там, в храме Льва, добыть последний ключ… И откроются ему великие тайны, доселе хранимые в Хи-ку-Дхаути, и обретет он величайшее могущество, и весь род человеческий обратит в своих подданных… Зухос счастливо улыбнулся, и бегом спустился по лестнице, ведущей с холма к южной оконечности острова, где стояла толпа его слуг.

– Семь и семь раз к ногам моего владыки припадаю я! – низко склонился Торнай, порываясь пасть ниц.

Остальные слуги повторили его движение. «И впрямь ляпнуться готовы!» – подумал Зухос.

– Грузимся! – буркнул он, и слуги бросились к пристани, где покачивались три иму, прогулочные лодки. Одолеть пороги на прежней барке было делом невозможным.

Люди быстро расселись и ухватились за весла. Зухос залез в иму последним, устроился под навесом, и дал отмашку. «Ну, за четвертым ключом!» – подумал он.

Торнай затянул песню, и все гребцы ее подхватили:

Хе-хо! Хе-хо!

Наши весла бьют о волны.

Хе-хо! Хе-хо!

Нос иму взрезает воду.

Хе-хо! Хе-хо!

Наш корабль стремится к цели.

Хе!

Вот и первый порог. Побелевшая, словно от бешенства, вода с ревом катилась под уклон, разбиваясь между черных скалистых островков на хлещущие брызгами потоки. Жернова!

Слуги поспрыгивали в воду и руками проволокли иму по вырубленному в граните каналу, пока не выбрались на чистую воду. И потянулись дни пути. Ве-сельщики выкладывались по полной, но течение великой реки пересиливало греблю.

Миновав четыре гигантские фигуры Рамзеса, по тридцать локтей каждая, попарно стерегших вход в пещерный храм, иму вышли ко второму порогу. Здесь, на изрытых скалистых берегах острова Уронарти, стояла крепость, а где-то там, на востоке, между горами и пустыней, ворочают камни «охотники на крокодила»… Там им и место, убогим! Зухос с удовольствием отпил вина, щурясь из-под навеса на блистающие гребешки волн. Хорошо!

Проследовав мимо еще четырех крепостей, иму вышли на крутую излучину, и на фоне береговых утесов забелел городишко Гем-Атон. Здесь и заночевали, ибо утром их ждал третий порог, длинная стремнина, сразу за концом излучины, где Хапи, бурля у подножий крутых утесов темного песчаника, резко менял направление русла. Эти пороги задержали путников на четыре дня, а четвертые – на все пять.

Долина реки сузилась, она будто усохла в знойном мареве, но иногда разливалась гладкими сверкавшими озерами, окаймленными зелеными щетками тростников. Повсюду из воды торчали громадные квадратные морды бегемотов-хте, вокруг иму кружили крокодилы-эмсехи, словно приветствуя Зухоса. Их гребнистые черно-зеленые спины блестели во множестве.

Скалистые края долины начали спадать по высоте, широкие, сухие балки, заросшие колючими деревьями, прорезали берега. На склонах шелестели пучки жестких трав, кустарники пятнали засохшую и растрескавшуюся глину темными разрывчатыми лентами. Зато звездчатые метелки папируса нависали над водами, загораживая болотистый берег непроницаемой зеленой стеной двенадцати локтей в высоту.

– К берегу! – скомандовал Зухос, углядев узкий прогал в линии высоких трав, а за ним – круглые хижины с коническими крышами, облепившие гряду холмов. – Вооружитесь!

Хоть он и в хороших отношениях с царицей Аманишакете, но нубийцы – народец агрессивный. Вон, даже римляне с ними не справились, повоевали-повоевали, да и замирились.

Слуги живо высадились и окружили Зухоса обычным порядком. Среди слуг мелькали и черные лица, но никто из них уже не помнил, какого он роду-племени. Теперь у них была иная семья, иной патриарх, иной царь, бог и герой – Зухос. И, если бы он не сдерживал их порывы, они бы все отдали за него и плоть, и кровь, и душу.