Дети лампы. Книга 3. Джинн и Королева-кобра - Филип Керр Страница 42

— Но как их отличить? — спросил Джон. — Вы глядят они абсолютно одинаково.

— С виду и вправду не отличишь. Только когда укусит. Но большинство этих гадов — совершенно обычные змеи. Так что волноваться на самом деле не стоит. Почти никогда.

— Господин барон, вы говорили про змеиные культы, — сказала Филиппа. — А вы когда-нибудь слышали про Ааст Нааг?

— Восемь кобр? Разумеется. Это был местный культ джиннопоклонников. Кажется, недалеко от Катманду. Но после восстания тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года они как-то заглохли.

— Зато теперь возродились, — сказал Дыббакс. — И мы в этом вполне уверены.

— Тогда вам надо быть очень осторожными, — встревожился барон. — Не только вам. Нам всем. С миром может случиться что угодно, если они снова сумеют получить власть над каким-нибудь джинн. Люди очень внушаемы, и человек который докажет, что он бессмертен, пережив на глазах у толпы укус кобры, с легкостью убедит эту толпу сотворить любое, буквально любое зло.

— Этого-то я и боюсь. — Филиппа вздохнула.

— Я помогу вам, — сказал барон. — Я помогу вам снова подняться в воздух и даже наделю мистера Джалобина тремя желаниями, чтобы он мог спасти вас, если вы сами окажетесь бессильны.

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, — сказал Джалобин, понимая, что при нынешних обстоятельствах он едва ли вправе отказаться от благородного предложения барона. Разумеется, три желания могут оказаться очень полезны в предстоящем путешествии. И все же… И все же его грызло сомнение, потому что он отлично помнил, какое бремя ответственности ложится на обладателя трех желаний, полученных от могущественного джинн. Однажды ему уже случилось стать их обладателем, и он слишком хорошо знал, как нелегко, как страшно стоять перед выбором и как парализует человека необходимость совершать этот выбор. Он так промучился без малого десять лет и испытал неимоверное облегчение, когда его третье желание было наконец израсходовано. Самое ужасное состояло в том, что высказанное желание зачастую имеет совершенно непредсказуемые последствия. Как любит говорить господин Ракшас: «Желание — все равно что костер. Запалить нетрудно, но кто-нибудь обязательно закашляется, наглотавшись дыма».

Барон оказал путешественникам всяческую помощь, в том числе снабдил их теплой одеждой, и они все-таки прибыли в Лакхнау в тот же день правда, уже после наступления темноты, так что разглядеть розовый форт с воздуха им не удалось.

Дыббакс, который вполне оправился после болезни и на этот раз управлял смерчем сам, посадил его неподалеку от города, на южном берегу ленивой, заросшей водорослями речки Гомти. Их появление в Лакхнау не привлекло особого внимания местных жителей не только потому, что Дыббакс выбрал для приземления укромное место, но и потому, что по совету барона все они стали индийцами. Филиппа, как все индианки, надела сари, а Джалобин и оба мальчика надели курта— длинные, до колен, рубашки, какие носят индийские мужчины. Но преображение касалось не только одежды. С помощью джинн-силы они перекрасили себе волосы в черный цвет и сделали кожу совсем смуглой. Кроме того, они теперь безупречно владели хинди — официальным языком Индии. Мистер Джалобен стал господином Гуптой, Джон — Джанешем, Филиппа — Панчали, а Дыббакс — Дипаком. Характеры их при этом не изменились, но некоторые тонкие отличия все же возникли.

После превращения они некоторое время чувствовали себя не в своей тарелке, но пообвыклись довольно быстро. Когда путешественники добрались до гостиницы «Чуна Лага Дия», они уже ощущали себя естественно, как перцы в карри. Более того, им очень даже понравилось быть индийцами, поскольку — как и обещал барон — местные жители не принимали их за богатых западных туристов и не пытались вытянуть из них деньги и всучить им все что ни попадя.

— Мне ужасно идет такой цвет волос, — сказала Филиппа, разглядывая себя в зеркале в ванной гостиничного номера, где она поселилась вместе с Джоном. — А какой загар! На пляже мне так в жизни не загореть. Даже за миллион лет. На пляже я мигом становлюсь красной как рак. — Она оценивающе взглянула на брата. — Тебе загар тоже к лицу, Джон. Классно выглядишь.

— Ты думаешь? — Джон вошел в ванную и принялся рассматривать себя весьма критически. — Возможно. Не знаю. Может, и так. Главное, что мы теперь не привлекаем к себе внимания.

На самом деле Джон был в таком же восторге от собственной внешности, как и его сестра, но считал, что проявлять лишние эмоции не пристало.

Впрочем, радость джинниоров была ничто в сравнении с чувствами, переполнявшими мистера Джалобина, который обнаружил, что впервые в жизни способен есть местную пищу. Да-да, превращение затронуло не только его внешность, но и все внутренности. В частности, его изрядный живот. Он уже с наслаждением съел шашлычок, купленный у уличного продавца, хотя прежде будучи настоящим английским дворецким, никогда бы себе этого не позволил, поскольку шашлыки, здесь жарили не на древесных углях, а на тлеющих коровьих лепешках.

— И почему я раньше так боялся местной пищи? Ума не приложу, — рассуждал Джалобин. — Даже не думал, что это такая вкуснятина. Какого счастья я лишал себя все эти годы!

— А может, открыть вам баночку с детским питанием? — поддел его Дыббакс.

— С детским питанием? О чем ты?! — воскликнул Джалобин и купил себе второй початок кукурузы. — Не предлагайте мне больше эту гадость! Никогда!

Стоявший на обочине торговец съестным оказался полезен им еще в одном деле: он смог опознать постройки на картине Ост-Индской компании и поведал им о том, что делается в розовом форте теперь.

— Да это же знаменитый ашрам Джаяр Шо, — сказал он. — Основал его гуру Масамджхасара. Это одна из самых известных святынь! Здесь собираются йоги и медитируют паломники со всей Индии. Доберетесь до железнодорожного вокзала Чарбагх, потом свернете к югу, выйдете из города по Канпурской дороге, и тут сразу будет ашрам. Его отовсюду видно, мимо не пройдете. И не только потому, что он розовый. Там толпы туристов — всех этих англичан и американцев. Каждый ищет в ашраме ответ на свой вопрос. — Торговец хмыкнул, расшевелил огонь в коровьих лепешках и принялся жарить новый початок кукурузы. — И каждый жаждет оставить в ашраме кучу денег. Гуру очень богат.

— Они ищут ответы? — переспросил Дыббакс. — А какие у них вопросы?

Торговец пожал плечами.

— Вот уж не знаю, — сказал он. — Сходи туда сам да и поинтересуйся. Может, поймешь.

Следующим утром Джалобин и трое юных джинн сели в автобус, направлявшийся к югу — в аэропорт и дальше, в Канпур. Вместе с ними ехали несколько белокожих монахов, в которых джинниоры безошибочно — по широким открытым улыбкам — опознали своих соотечественников, несмотря на желто-оранжевые монашеские одежды и сандалии. Джон обратился к одному из них, вполне еще юному.

— Ты едешь в Джаяр Шо? — спросил он.

— Я там живу. Я — монах, по-здешнему санья син. Ученик гуру Масамджхасары.

— Но ты ведь из Соединенных Штатов?