Эпоха Тьмы - Аарон Дембски-Боуден Страница 42

— У меня были сомнения, когда Совет утвердил этот эдикт, — сказал Дорн. — Его тогдашняя позиция была совершенно логичной. Мы воюем сами с собой и не знаем, насколько далеко простирается вероломство моего брата. Теперь не время позволять целой ораве творцов беспрепятственно слоняться среди наших войск. Это не та война, которую нужно описывать в стихах. Я понимаю, что…

— Но вопреки логике вы испытывали сомнения, — договорил за него Круз. Ему показалось, что он вдруг понял, почему Рогал Дорн, Защитник Терры, явился в тюремную камеру повидаться со старым летописцем.

— Не сомнения, а печаль. — Дорн отвернулся, указывая на звезды за хрустальным стеклом. — Мы явились на эти звезды, неся с собой войну во имя просвещенного будущего. Мы взяли с собой лучших творцов, чтобы они могли запечатлеть эту правду. Теперь наши сражения забыты и не воспеты. О чем это говорит? — Рука Дорна упала.

— Это практическая сторона той ситуации, в которой мы оказались. За истину, которую мы отвоевывали, приходится платить, — ответил Круз.

— Платить молчанием и темнотой? Забытыми и неподсудными делами? — Дорн направился к выходу из купола. От его шагов в воздух поднималась пыль.

— Выживание или забвение — такой приговор вынесет нам история, — ответил серый воин.

Дорн обернулся к Крузу, на его лице мелькнула тень гнева.

— У Империума остался единственный выход — стать жестокой машиной из стали и крови? — свирепо прошептал примарх.

— За будущее надо платить, — сказал Круз, не отходя от обзорного окна. Дорн промолчал. На миг Крузу показалось, что он увидел в глазах примарха отчаяние. Позади него сверкали планеты Солнечной системы — холодные светящиеся точки над башнями безымянной крепости.

— Во что же мы превратимся, Иактон Круз? Кого сделает из нас это будущее? — спросил Дорн и ушел, не оглядываясь.

* * *

— Когда мы добрались до Исстваана-пять, резня уже кончилась, — продолжал Восс. — Мне так и не представилась возможность попасть на поверхность, но все пространство вокруг планеты было забито обломками. Я видел, как они проплывают мимо иллюминатора моего отсека, еще теплые, догорающие за счет оставшегося в них кислорода.

Дорн кивнул и с непроницаемым лицом продолжил слушать рассказ летописца. После возвращения из обсерватории в примархе что-то изменилось — он будто начал возводить в душе стену. Это напоминало Крузу ворота крепости, со скрипом закрывающиеся при появлении врага. Если Восс тоже это заметил, то не подал вида.

— Сыны Хоруса пришли за нами. Увидев их, я понял, что неверно истолковал суть этой гражданской войны. — Восс взглянул на Круза, и старый воин почувствовал внутри холодок. — Металл цвета морской волны, отделанный бронзой и усеянный красными глазами с вертикальным зрачком. С некоторых доспехов сыпались комья засохшей крови. Еще там были головы, подвешенные на цепочках или прямо за волосы. От легионеров разило железом и кровью, и они велели идти с ними. Лишь одна из нас спросила почему. Я был бы рад вспомнить ее имя, но в тот момент мне хотелось, чтобы она замолчала. Легионер подошел и вырвал ей руки, бросив тело корчиться на полу. После этого мы пошли с ними. — Восс умолк; его глаза затуманились, словно вновь видели женщину, умирающую в луже собственной крови.

У Круза непроизвольно сжались кулаки, а в мозгу вспыхивали гневные вопросы: кто это был? Который из его бывших братьев совершил такое? Был ли это один из тех, кого он знал и любил когда-то? Ему вспомнился миг, когда он узнал правду о людях, которых называл своими братьями. «Прошлое способно ранить», — подумал старик. Он тихонько вздохнул, освобождаясь от боли. Нужно слушать! Здесь и сейчас от него требуется именно это.

— С тобой было много летописцев? — спросил Дорн.

— Да. — Восс вздрогнул. — Я убедил других пойти со мной. Тех, кто согласился, что наш долг — правдиво отражать закатную эпоху. Всего — двадцать один человек. Еще были другие, снятые с кораблей легионов, продемонстрировавших, кому они служат. — Восс облизал губы; в его глазах снова появилось отсутствующее выражение.

— Что с ними стало? — спросил Дорн.

— Нас привели в зал на «Духе мщения». Однажды, давным-давно, я там бывал. — Восс слегка покачал головой. — Но теперь это было совсем другое место. Обзорный экран по прежнему глядел на звезды, как огромный глаз, и стены, сужаясь, все так же уходили вверх, во тьму. Но с потолка на цепях свисало нечто, иссохшие изуродованные существа, на которые было невозможно смотреть. Металлические стены увешаны рваными знаменами в темных пятнах. И жарко, словно в пещере у костра. В воздухе мерзко пахло горячим металлом и сырым мясом. Я увидел Сынов Хоруса, застывших в ожидании по одну сторону зала. А в центре стоял Хорус.

Мне кажется, я все еще надеялся увидеть перламутрово-белые доспехи, мантию цвета слоновой кости и дружеское лицо. Я глядел на него, он — прямо на меня. Хотелось бежать, но я не мог, был не в силах даже вздохнуть. Просто смотрел на это лицо в обрамлении доспеха цвета океанского шторма. Он указал на меня и сказал:

«Всех, кроме этого». Его сыны сделали остальное.

Три секунды грохота и крови. Когда вновь стало тихо, я стоял на палубе на четвереньках. Вокруг моих пальцев были лужи крови и растерзанное мясо. Единственное, о чем я мог думать, — это то, что Аскарид стояла рядом со мной. Я почувствовал, как она взяла меня за руку перед началом стрельбы. — Восс закрыл глаза, сцепив руки на коленях.

Круз понял, что не может отвести глаз от этих перепачканных чернилами рук, морщинистой кожи и пальцев, сцепленных и словно пытающихся удержать память.

— Но тебя он оставил в живых, — произнес Дорн ровно и размеренно, словно прозвучали удары молота о камень.

Восс поднял глаза и встретился с примархом взглядом.

— О да! Хорус меня пощадил. Он подошел и навис надо мной; я ощущал его присутствие, сдерживаемую свирепость, словно жар из горна. «Посмотри на меня», — велел он, и я повиновался. Он улыбнулся. «Я помню тебя, Соломон Восс, — сказал он. — Я очистил свои флоты от тебе подобных, но тебя оставлю. Никто не причинит тебе вреда, и ты увидишь все. — Он рассмеялся. — Будешь летописцем!»

— И что ты сделал? — спросил Дорн.

— Единственное, что мог. Стал летописцем. Я видел все кровопролития, слышал слова ненависти, вдыхал запахи смерти и безрассудства. Полагаю, на какое-то время я впал в безумие. — Восс тихо рассмеялся. — Но затем мне открылась правда этой эпохи, и я нашел истину, которую искал.

— В чем же эта истина, летописец? — поинтересовался Дорн, и Круз расслышал в его словах угрозу, опасную, как острие клинка.

Восс снова издал смешок, будто услышал дурацкий детский вопрос.

— В том, что будущее мертво, Рогал Дорн. Оно — лишь прах, летящий по ветру.

Круз не успел моргнуть, как Дорн уже был на ногах и источал ярость, как огненный жар. Старому воину пришлось заставить себя успокоиться, так как эмоции Дорна накрыли камеру, словно расползающаяся по небу грозовая туча.