Среди волков - Дженнифер Линн Барнс Страница 42

— Я умерла? — спросила я.

Вопрос породил рычание в глотке Чейза, и я была поражена тем, как воспринимала это, тем, как все это было воспринято телом, которое было волком.

— Она не мертва, — сказал Каллум. Чейз и я, мы оба остановились, в смятении от того, что он мог прочитать наши мысли. — Принюхайтесь. Она просто потеряла сознание. Переключитесь, и вы сможете подойти к ней.

Запах. Сосновые иголки и корица.

Брин!

Хорошо. Я была жива. Может быть, я просто спала.

Пронзительная боль от разрывающего кости, раскаленного добела металла сотрясла меня, отрывая от размышлений, и ужасный скрипящий звук, как будто гравий под подошвами рабочих ботинок, отозвался в моем — нашем — его тем.

И именно тогда я поняла, что Чейз снова переключается.

В человеческом обличье, сжавшись, он припал к земле в движении, больше свойственном животному, чем человеку.

Чуять. Видеть. Иметь потребность.

Брин!

— Почему бы тебе не надеть на себя что-нибудь? — предположила я еле слышно.

Теперь, когда мы снова стали людьми, я поняла, что могу думать более четко. И еще, мне было немного неловко от того, что я находилась внутри сознания голого мальчишки, который не был еще в достаточной степени человеком, чтобы осознавать, что он голый.

— Может, мне сначала надеть на себя что-нибудь, — эхом откликнулся Чейз. Вслух!

Каллум взглянул на него, весьма удивленный: надо же, голый, прижавшийся к земле и готовый к атаке, а произносит вполне нормальные человеческие слова.

Мои слова.

И вдруг я снова очутилась в ручье Мертвеца и снова плыла, влекомая его течением. Тихо. Я снова одна. И затем резкий белый свет разрезал ночное небо, и волна боли разлилась по моему телу, разрывая его на куски, один за другим.

Мои ресницы вздрогнули, но я не смогла открыть глаз. Странное ощущение — чьи-то руки под моими плечами, поднимающие меня в воздух, — застало меня врасплох. И как раз перед тем, как я снова погрузилась в темноту, я услышала, как Каллум пролаял приказ.

— Занеси ее внутрь, Маркус.

Меня снова несет течением. Оцепенение. Ничего не болит. Благословенная темнота.

Я повернулась на бок, погрузив половину лица в воду, и поняла, что все еще могу дышать — могу дышать прямо сквозь ручей, как будто его совсем не было. Полностью смирившись с развитием событий — и будучи этим очень довольной, — я сделала глубокий вдох и нырнула.

— Положи ее на диван, Маркус.

Снова в теле Чейза — к счастью, в одежде — я увидела Маркуса, который с суровым лицом, следуя приказу Каллума, тихо опустил вниз мое избитое тело.

— Теперь ты доволен? Она получила достаточно? — спросил его Каллум.

Маркус взглянул на меня, и желание Чейза вырвать ему глотку стало ощутимым в нашем совместном сознании. Чейз не хотел, чтобы Маркус смотрел на меня. Не хотел, чтобы он был рядом. Он не мог позволить им еще раз сделать мне больно.

— Она не притворяется, — нехотя сказал Маркус.

— Нет, — согласился Каллум. — Сора била девчонку до тех пор, пока она не потеряла сознание.

Чейз ненавидел Каллума за бесстрастность его голоса, за то, что он сделал со мной. С нами.

— Люди слабые, — сказал наконец Маркус. — А женщины совсем слабые. Хватит ей. — Маркус отвернулся от меня.

Правосудие Стаи свершилось.

Каллум кивнул, и мне стало понятно, что он не случайно выбрал Маркуса, чтобы тот занес меня в дом. Если жажда Маркусом моей крови была удовлетворена, то возражать больше никто не станет.

— Сейчас оставь нас, — сказал Каллум. — Я займусь девчонкой.

Маркус пошел и был почти у порога, когда зарычал Чейз:

— Брин. Ее зовут Брин, а не «девчонка». И однажды я убью тебя за то, что ты сделал с ней.

Я снова в ручье, под водой. Несусь к поверхности и, разрывая воду, выпрыгиваю в воздух, словно горбатый кит или дитя русалки. И наступает тишина. Надолго.

Долгое время я то впадала в беспамятство, то снова приходила в себя. А из бессознательного состояния возвращалась в сознание либо свое, либо Чейза, и это перемешалось до такой степени, что я не была уверена, где была или кем, да и что вообще происходит. И когда я открыла глаза, ощущения снова заполнили мое тело, и мне тогда на самом деле захотелось, чтобы ничего этого не произошло.

Двигаясь очень осторожно, я села, и мое тело предъявило мне множество претензий. Все просто пульсировало болью. После того как боль немного утихла, я смогла поднять и опустить руки, ощупала ноги, руки и верхнюю часть туловища в поисках повреждений, со знанием дела проводя проверку на предмет сломанных костей.

Если бы мои преступления совершил оборотень, то его кишки уже лежали бы вывернутыми наружу для всеобщего обозрения. Я же могла похвастаться множеством синяков, несколькими сломанными ребрами и лицом, которое, если оно выглядело так же мерзко, как я это ощущала, вряд ли в ближайшее время могло привлечь внимание жюри на конкурсе красоты.

— Могло быть и хуже, — сказала я, подмигнув, и сразу же решила, что двигать распухшей челюстью совсем не так легко и, значит, нечего разговаривать самой с собой.

Открылась дверь, и первым моим желанием было спрятаться или смыться куда-нибудь, но деться было некуда. А потом тело расслабилось, расплывшись, как масло, когда я поняла, что это была Эли. И как бы ни сосало у меня под ложечкой, я не собиралась приходить в себя в эту самую секунду, чтобы снова оказаться в объятиях правосудия.

— Ты очнулась.

Эли никогда не умела изрекать очевидные истины. И пользоваться короткими предложениями. Или смотреть куда-то мне за плечо, вместо того, чтобы смотреть прямо в глаза.

— Я очнулась, — подтвердила я.

Темные круги у нее под глазами были какой-то странной формы, как чернильные пятна на листе бумаги. Я была абсолютно уверена, что сама я выглядела еще хуже, но то, как Эли расплатилась за мои прегрешения, поразило меня в самое сердце.

— Сколько времени я была в отключке? — спросила я, всеми силами стараясь не показать, как больно мне было говорить.

— Три дня. Док не смог этого объяснить. Вообще никто не смог.

Три дня? Я три дня была без сознания, с разбитым лицом и кучей сломанных ребер? Это ненормально, не правда ли? Принимая во внимание тот факт, что прежде меня вообще не били, я уже не была в этом уверена. Единственное, в чем я была уверена, так это в том, что вырубилась я не из-за боли, которую Сора причинила моему телу, нанося по нему удар за ударом кулаками и ногами. Я не теряла сознание урывками, мгновение за мгновением, так как не получала особенно сильных ударов в голову.