Город в осенних звездах - Майкл Муркок Страница 43

Поскольку адреса госпожи своей я не знал, я решил оставить письмо, для нее предназначенное, у сержанта Шустера. Я с нетерпением ждал рассвета, намереваясь лечь спать. Я боялся ночной темноты и кошмарных своих снов. Чтобы чем-то занять себя, я написал письмо и Монсорбье,-который, как я полагал, давно вернулся в Париж,- засвидетельствовал ему свое почтение и заверил его в том, что он непременно получит свою сатисфакцию, когда нам доведется встретиться в следующий раз. Тогда-то я и осознал, что пишу все это так, словно уверен в своей неминуемой смерти. Но тем не менее я набросал и записку для Шустера,-с приложением нескольких талеров, -поблагодарил его за доброту, гостеприимство и неизменную благожелательность, а также попросил не думать худого, если вдруг выйдет так, что я съеду поспешно, даже не попрощавшись. Еще одну коротенькую записку адресовал я юным своим утопистам, отметив только, что их сердца лучше и чище, чем мир, в котором бьются они. Вы должны помнить,-писал я им,-что Южную Америку разумом не покорить; разум способен лишь приручить Зверя, что обитает внутри нашего естества. Я написал даже Сент-Одрану, и в письме сем содержалась фраза, которая вполне подошла бы для моего надгробия: Я склонялся к тому, чтобы стать настоящим мошенником, но обстоятельства мне помешали.

Когда человек полагает, что смертный час его близок, с каким отчаянием устремляется он всем своим существом к живым людям в надежде, что они, точно лодки, спущенные с тонущего корабля, вынесут что-то и от него на недостижимый берег. Еще письмо- майренбургскому принцу-с подробнейшим описанием столкновения нашего с шевалье с бароном и горячим молением уничтожить Законом и Действием зло сатанизма и оккультизма, каковые своим инфантильным безумием, опасным и вредоносным невежеством, изуверскою своею жестокостью угрожают благополучию великого града. Написал я и брату, Рихарду, открыв ему в общих чертах, как оказался я в рабстве у лжи и романтического вожделения, заверив, однако, что я способен еще различать что хорошо, а что плохо, пусть даже пока не решил окончательно, какой из путей изберу для себя, ибо я настолько же неуверен теперь в прошлой своей Добродетели, как и в нынешней Порочности.

Наконец рассвело. Дождь перестал, только на горизонте осталась тонкая белая полоса, стелющаяся под шквалом туманной дымки, что окутала небо снеговой пеленой. Положив последнее письмо поверх стопки готовых посланий, я улегся в постель и заснул безо всяческих сновидений. Проснулся я вновь оптимистом, разбуженный воплями Сент-Одрана, который кричал мне прямо в ухо:

- Впустите их на минуточку! Ваших юных утопистов. Ваших искателей Грааля.

Тут я вспомнил, что утром сегодня они отбывают в Венецию.

- Входите, друзья мои.-Я был действительно рад еще раз увидеть их суровые и немного смущенные лица, устремленные к новой фазе постижения мира. Про себя я надеялся, что они все же отступятся прежде, чем доберутся до Перу. Выудив записку, для них предназначенную, из кучи писем, я вручил ее им.

- Наш корабль прибудет в Нью-Йорк или, может быть, Балтимор,- сказал Красный.-А оттуда уже мы отправимся дальше на юг, либо по морю, либо по суше-как выйдет.

- Лучше по суше,-посоветовал я,-дабы своими глазами увидеть, что предложил Золотой Век другим, тем, кто пришли раньше вас.

Он в недоумении нахмурился.

- Я не понимаю вас, сударь.

- Посмотрите на мятежную нацию Вашингтона. Первую нацию современности, которая основала свою конституцию на истинной вере в силу и добродетель закона. Страна джентльменов. Она вам понравится. И не разочарует вас так, как Франция.-Я почувствовал6 что говорю совершенно не то.-Что бы вы, господа, ни решили, я вам желаю удачи.

- Нам пора, сударь,-поклонился мне Красный.-Для нас было большою честью познакомиться с вами.

- Я также весьма польщен добрым вашим расположением, друзья мои. Приятного вам путешествия по Новому Свету.

Тут, с шутливой серьезностью, в разговор вступил Сент-Одран:

- Конечно, можно было бы разумнее распорядиться деньгами и вложить их в воздушное путешествие, но безрассудство, я так понимаю, есть привилегия юности, равно как оное есть и наказание старости.

Затем они ушли: четверо сыновей, четверо принцев из арабской сказки, странствующих по миру в поисках несуществующего лекарства от всех человеческих скорбей. Я заставил Сент-Одрана сесть и внимательно меня выслушать:

- Нужно завтра же убираться отсюда, иначе нам несдобровать. Что-то предчувствие у меня нехорошее.

- Водород уже доставлен на Малое Поле. Даритель рассчитывает на то, что мы обеспечим ему проезд на воздушном шаре, того же ждет от нас и Клостергейм, но если мы будем следовать первоначальному плану и объявим подъем наш предварительным испытанием с целью опробовать новый газ, мы без труда ускользнем от них. Однако, друг мой, должен вас предупредить: если действительно против нас существует какой-то заговор, если кто-то всерьез намерен убить нас... короче, вам нужно знать, что горючий газ воспламеняется намного быстрее всякого вещества, известного в данный момент науке. Если на борт к нам попадет открытый огонь, мы поджаримся раньше, чем достигнем земли. Что-то вы как-то, вроде, раздражены, фон Бек? Вы опять плохо спали?

- Вполне может статься, Сент-Одран, что я теряю рассудок. И если вы завтра же не заберете меня из Майренбурга, тогда я сам изыщу способ, как мне отсюда уехать. Враги наши объединили усилия, в этом мы с вами согласны, так? Но если мы скроемся незамедлительно, мы их оставим с носом. Они явно не ожидают от нас такого поспешного бегства, уж в этом-то я уверен. Объявляйте свой демонстрационный подъем. Назначьте его, скажем, на послезавтра. Но отбудем мы завтра.

Сент-Одран пожал плечами.

- Мне тоже хотелось бы поскорее отсюда убраться. Хорошо, будь по-вашему. Я все сделаю.

Я передал ему свои записки и попросил поместить их в надежное место, поскольку, как я объяснил шевалье, бумаги эти представляют собой что-то вроде исповеди и мне бы хотелось, чтобы, во-первых, они пребывали в сохранности, а во-вторых, не попали бы не в те руки. Сент-Одран заверил меня, что все бумаги мои он перешлет мистеру Магголду, английскому адвокату, который в последние годы вел все дела шевалье.

Когда друг мой ушел, я собрал письма, которые написал вчера ночью, затолкал их все в печку и сжег. Пора было уже собираться в дорогу. Отлет наш не должен выглядеть предумышленным. Я уложил только сумку одежды и собрал немногочисленные свои пожитки. Сент-Одран уже потихонечку переправил почти все добро свое на Малое Поле. Золото запаковал он в мешки для балласта,-зеленого цвета, чтобы потом по небрежности не перепутать. Шпаги наши и пистолеты мы запрятали в кожаные футляры для навигационных карт. Сент-Одран сказал мне, что газ доставили прямо к самому кораблю: семь громадных бутылей, обращаться с которыми надлежит с превеликою осторожностью, и специальные шланги в придачу-по ним газ будет введен в оболочку шара через особый клапан.

- Я так думаю, нам уже никогда не узнать, кто снабдил нас всем этим золотом и кто нам доставил газ, но я искренне желаю им счастья!-заключил шевалье, сияя улыбкой.