Люди огня - Олег Волховский Страница 43

— Rex Gloriae Emmanuel Salvator [25], — расшифровал Господь, заметив мое любопытство. — Ты еще не забыл латынь, Пьетрос?

— Нет.

— Они здесь?

— Да, но…

— В чем дело?

— Они хотят говорить с вами только наедине.

Господь тонко улыбнулся.

— Так пусть заходят.

— Но…

— Не беспокойся за меня, Пьетрос. Это не опасно. Выполняй!

Я подчинился, и заговорщики вошли внутрь, а мы с полицейскими остались за дверью.

Время тянулось до отвращения медленно. Я в волнении слонялся по комнате. От «Изгнания Гелиодора» к «Освобождению Петра», от «Ареста Атиллы» к «Мессе в Болонье». Почему-то большинство фресок в этой комнате носили юридический характер. Разве что кроме последней. «Месса в Болонье» была посвящена чуду тысяча двести шестьдесят третьего года, когда во время литургии из облатки для причастия истекли капли крови.

Марк занимался такими же бессмысленными шатаниями. Иногда мы сталкивались посреди комнаты, но не смотрели друг другу в глаза.

Наконец дверь комнаты отворилась, и мы услышали голос Спасителя:

— Марк, Пьетрос, идите сюда,

Мы бросились в кабинет и почти одновременно застыли на пороге. Заговорщики лежали на полу, все пятеро. Они были мертвы. Я почему-то сразу понял это, хотя на телах не было ни царапины. По крайней мере на первый взгляд.

— Уберите это, — спокойно сказал Господь.

— Что здесь произошло? — испуганно спросил я и посмотрел на Эммануила. Он стоял спиной к столу, сложив руки на груди.

— Казнь.

— Но ведь не было приговора!..

— Пьетрос, меня поражает твоя любовь к официозу, — он усмехнулся. — Раньше ты не страдал формализмом. Нет приговора, говоришь? Сейчас напишу, — и он повернулся к столу. — Кстати, Пьетрос, за тобой еще те священники, которых я оставил в живых на время поездки в Америку. Я не заставляю тебя организовывать казнь, есть люди, которые сделают это значительно лучше, но видеть тебя там очень хотелось бы. Так что добро пожаловать. Недельки через полторы. А пока займитесь мертвецами. Я не хочу видеть здесь полицию.

Мы вытащили трупы из кабинета. При этом Марк быстро осмотрел их с почти профессиональным интересом.

— Опять остановка сердца, как тогда, в Москве? — спросил я. — Смерть по приказу?

Марк повернул руку Иуды Искарти ладонью вверх. На кончиках пальцев у него были следы от ожогов. Я посмотрел на лицо убийцы. Здесь тоже было что-то не так. Слабые, еле заметные ожоги губ. Я перевел взгляд на Марка. Он кивнул,

— То же самое с остальными.

— Отчего они умерли? — спросил я, когда мы спускались по лестнице на первый этаж. — Ты ведь в этом что-то понимаешь, да?

— Понимаю, но не в этом случае!

Только тогда мы вызвали по телефону инспектора Санти и сдали тела полиции.

Потом в прессе появилось официальное сообщение о том, что покушение на Господа было организовано сатанистским «Союзом Связующих». Преступники казнены. Как — не уточнялось. Личность юноши в саркофаге была установлена: некоторое время он тоже входил в «Союз». Возможно, жертвоприношение было добровольным.

В общем-то очень естественно: сатанисты пытаются убить своего главного врага — Господа. Но что-то не стыковалось. В деле было полно недоговорок и неясностей.

Казнь священников состоялась почти через две недели на площади святого Петра. Мы были рядом с Господом на балконе храма. На другой стороне площади полукругом стояли двенадцать шестов, к которым привязали виновных. Между храмом и шестами — толпа зевак. Я посмотрел туда внимательнее. Неужели будет сожжение? Мне жутко не нравилась мысль о том, что тот, кто спас меня от костра, теперь сложил свои костры. Но нет, возле шестов не было хвороста. Только полицейские удерживали толпу метрах в десяти от приговоренных и никого не подпускали ближе.

Зачитали приговор. Все как положено, громко, в микрофон, с усилителями. Тогда Господь поднял руку и указал на шесты. И над ними вскипело небо. Заклубилось, вспыхнуло и разорвалось. И на площади, словно отражение небес, вспыхнули двенадцать факелов. Всего лишь на мгновение, на долю секунды. И ничего не осталось, кроме кучек пепла. Тогда я понял, что стою на коленях, и все апостолы стоят на коленях, и вся площадь. Я видел это сквозь ограду балкона.

— Они вычеркнуты из Книги Жизни, — сказал Господь. И я готов поклясться, что его слышала вся площадь, хотя он не повышал голоса и у него не было микрофона, такая установилась тишина. — Их больше нет, а значит, их никогда не было. И так будет со всеми моими врагами. От них не останется ничего, кроме пепла, и пепел будет развеян. Верным же — благословение.

Господь поднял руки и благословил площадь, а потом и нас. Я поднялся с колен. Голова у меня кружилась.

Эммануил не отпустил нас с Марком после казни и приказал сопровождать его во дворец Киджи на площади Колонна, где после переезда располагались правительственные службы. Здесь у него был еще один рабочий кабинет (кроме Станцы Сигнатуры и кабинета во дворце Инквизиции, как теперь частенько именовали дворец Монтечитторио).

— У меня к тебе новое поручение, Пьетрос, — сказал он, когда мы вошли в кабинет. — Рим — это временно. Столицей мира должен стать Иерусалим. И ты…

В этот момент зазвонил телефон. Господь поднял трубку. И сразу нахмурился.

— Да. Идут сюда? Самоубийцы! Они что, решили устроить демонстрацию? Я знаю, что сегодня последний день. Да… Кто их ведет? Ах так! Под моими окнами? Пусть проходят… Они сами этого хотели. Не надо полиции.

Эммануил положил трубку, и я вопросительно посмотрел на него.

— Сейчас увидите. Подойдите к окну.

По улице ко дворцу приближалась процессия людей. Все они были налегке, ничего не несли с собой. Толпой предводительствовали трое: двое мужчин и женщина — все в длинных белых туниках, с непокрытыми головами и сандалиях на босу ногу.

— Кто это? — спросил я.

— Святой Франциск, Хуан де ля Крус и Тереза Авильская. Выводят Погибших из Рима.

— Святые?

— Боюсь, что теперь уже нет, — спокойно ответил Господь. Он подошел к столу, выдвинул ящик и вынул оттуда пистолет. — Пьетрос, возьми. Осторожно, заряжен.

Я взял.

— Ну, убей своего беглеца, исправь свою ошибку.

— Святого Франциска?!

— Он больше не святой.

— Но я никогда не стрелял из пистолета! Я не служил в армии.

— Это очень просто, Пьетрос. На вытянутую руку. Прицелься. Та-ак.