Амулет Судьбы - Кеннет Бег Андерсен Страница 43

— Неужели Сатина? — запел голос Гериона, напомнивший Филиппу кошачье мурлыканье. — Чем я могу служить самой прекрасной юной дьяволице всей Преисподней?

Сатина представила Филиппа и рассказала о том, что он давно уже мечтает побывать в Чистилище, не будет ли Герион столь любезен перевезти их на тот берег.

Водный демон призадумался, а потом согласился, добавив, что честный ответ открывает все дороги.

Герион развернулся, и друзья взобрались на покрытую чешуей спину. Каждый схватился за плавник, и они отправились в путь.

Пока они плыли, Филипп то и дело замечал под толщей ледяных вод чьи-то темные силуэты.

— Кто это? — спросил он, крепче держась за плавник.

— Лгуны, мошенники и предатели, — ответил Герион. — Те, кто одну руку протягивает для рукопожатия, а в другой — прячет нож. От их медовых речей потемнела вода в реке. Смотрите, вот один из самых подлых.

Темноволосый мужчина подплыл к самой поверхности воды, и черты его лица немного оттаяли, чтобы он смог говорить. Тело его прикрывал потрепанный балахон, оборванная веревка глубоко впивалась в шею.

— Тридцать сребреников, — стонал человек, и холодные слезы струились по его щекам. — Я продал душу свою за тридцать сребреников. Они звенят в моих карманах и тянут на дно. Они тяжелы, как камни.

— Иуда! — воскликнул Филипп, вытаращившись на веревку, обвитую вокруг шеи. Ту самую, которой он удавился. — Ты предал Христа!

— Поцелуем я указал на него, — рыдал грешник. — Уста мои все еще объяты пламенем.

— И так будет вечно, ты, самый лживый из всех лжецов, — прорычал Герион и выдохнул из ноздрей струю воздуха так, что волна мгновенно накрыла Иуду с головой, и он снова застыл в ледяной воде. Окаменев, словно статуя, он медленно опустился на дно.

В туманной дымке показался противоположный берег, и вскоре под ногами Филиппа и Сатины снова была земля.

Они поблагодарили Гериона и извилистыми тропками направились туда, откуда исходило странное черное сияние.

— Мы уже больше не в Аду? — спросил Филипп, оглядываясь по сторонам.

Над бесплодной пустыней возвышались высокие скалы.

— Нет, — ответила Сатина. — Ты сам это поймешь, если прислушаешься.

Филипп не совсем понял, что она имела в виду, ведь он ничего не слышал. И вдруг его осенило: об этом и говорила Сатина. Вокруг было совсем тихо. Ни криков грешников, ни ударов кнутов, ни шипения огня. Совсем тихо и безлюдно. Он даже не слышал звука собственных шагов.

Они продолжили путь наверх по безмолвному склону горы. Впереди воздух трепетал от черных как уголь всполохов.

«По официальной версии, его отправили в принудительный отпуск, — звучали в ушах Филиппа всхлипывания Равины. — А на самом деле он в Чистилище. Люцифер сказал, что наказание мягкое. Но Чистилище… Это ужасное место…»

Они повернули и оказались на противоположном склоне горы, и тут Филиппу пришлось прижаться к каменной стене, потому что ноги у него подкосились. Настолько потрясло его представшее глазам зрелище.

Перед ними простиралось бесконечное огненное месиво. Языки пламени, высокие как башни замка, вырывались из гигантской бездны, без конца и края простиравшейся у их ног. Жар, исходивший из огненного котла, колебал воздух. Как будто они стояли у кратера самого большого в мире вулкана и смотрели прямо в его пылающее сердце.

Но цвет огня был вовсе не привычным для глаз красным, желтым или оранжевым. Он был черным. Черным, как ночное небо на фоне звезд, и к своему глубокому изумлению, Филипп обнаружил, что его собственная тень, трепетавшая на фоне пылающей черноты, была пронзительно белой.

Непривычной казалась и тишина. Огненные массы должны были шипеть, бурлить и неистовствовать, но полыхание их было беззвучным, как взмах крыльев ночной птицы.

Из центра огнедышащей бездны ввысь вырастала колоссальная гора. Она поднималась так высоко, что Филипп едва мог разглядеть вершину. Поначалу он подумал, что гора черная, потому что выжжена черным огнем. Но потом рассмотрел языки пламени, ключом бившие из скалистых боков, и понял, что это не обычная гора, а…

«Горящая гора», — думал Филипп, не в силах оторвать глаз от черного пламени, спиралью поднимавшегося к небесам.

Крутая лестница семь раз огибала огненную гору и восходила к самой вершине. И Филипп обнаружил то, что до сих пор не способен был осознать: наверх медленно шли люди. Тела их были объяты пламенем.

— Чистилище, — сказала Сатина, — они поднимаются вверх, а черный огонь пожирает их грехи.

— Должно быть… должно быть, им очень больно? — Филипп вглядывался в толпу людей, взбиравшихся по крутой лестнице. Одни двигались быстро, перешагивая через три ступеньки. Другие ползли наверх медленно как улитки, и когда они преодолевали две ступеньки, их снова отбрасывало на ступеньку назад. Но все они горели. Большинство были с ног до головы окутаны черным пламенем, у некоторых горели только руки, грудь или волосы. В воздухе стоял запах гниения.

«Сгоревшие грехи, — удивлялся Филипп. — Так пахнут сгоревшие грехи».

— Разумеется, им больно, — ответила Сатина. — Они ведь горят в огне.

— Почему они не кричат? — он вспомнил о том, как сам завопил от боли, когда однажды обжег палец о горячую конфорку. Невозможно вообразить, какую ужасную боль испытывали эти люди. — Почему ни чего не делают, чтобы погасить пламя?

— Потому что знают, что заслужили это. Как я и говорила, Чистилище предназначено для тех, кто на самом деле раскаивается в своих поступках. Они охотно платят такую цену за избавление от грехов.

— Но многие грешники в Аду тоже раскаиваются. Почему одни — здесь, а другие — там?

— Последние раскаиваются из-за наказания. Если бы не мучения в Аду, они ни за что не пожалели бы о своих поступках.

Из огненной пелены, окружавшей гору, появлялось все больше и больше людей. Они тяжелыми шагами направлялись вверх по лестнице, пожираемые черными языками пламени.

— Сколько времени надо, чтобы взобраться на вершину? — спросил Филипп, наблюдая, как одна старушка споткнулась об уголек и покатилась вниз, где какой-то мужчина с горящими ладонями помог ей подняться.

— Для некоторых путь наверх длится несколько сотен лет, — ответила Сатина. — Другим же хватает нескольких минут.

— А когда они оказываются на вершине, что тогда?

— Дым образует лестницу, ведущую в Рай, — Сатина показала на пик горы, откуда едва различимая тоненькая струйка дыма зигзагом поднималась в темноту. — Если лестница выдерживает их, значит, срок наказания истек. А если нет… Взгляни-ка на этого мужчину. Готова поспорить, что он все еще слишком сильно горит.

Человек, издалека казавшийся размером со спичку, почти добрался до вершины горы. Но его тело все еще пожирали огненные языки.