Жена тигра - Теа Обрехт Страница 43

— Нет, не слышала, — сказала я.

Он, неловко переминаясь с ноги на ногу, откашлялся и снова спросил:

— А Боб Дилан вам нравится?

— Мне больше нравится Спрингстин, — сказала я, поражаясь собственному идиотизму.

Тип с повязкой еще понажимал на кнопки и сказал:

— Тут этого нет.

Автомат зашелестел, ожил, и послышалась одна из песен Дилана, но в таком убыстренном варианте, что я ее даже не сразу узнала. Мужчина с повязкой на глазу медленно отошел от автомата и остановился в центре бара, приплясывая в такт музыке. Когда он поворачивался ко мне спиной, я обратила внимание на то, что шрамы от ожогов обручами охватывают весь его череп, а за правым ухом у него образовалось нечто вроде голого блестящего гребешка. Бармен присел на табурет, уперся одной ногой в перекладину, а второй — в пол. Светловолосый парень улыбался.

Мужчина с повязкой на глазу в очередной раз неторопливо повернулся вокруг своей оси, остановился и протянул ко мне руки, явно приглашая на танец.

— Нет, спасибо, — сказала я и с улыбкой покачала головой, указывая на свою бутылочку с колой.

— Да пошли, доктор! — не унимался он.

Я отпила еще глоток и снова покачала головой.

— Пошли, пошли! — Он улыбкой и жестами стал убеждать меня встать и присоединиться к нему. — Что же вы заставляете меня танцевать в одиночку! — Мужчина хлопнул в ладоши и снова протянул ко мне руки, но я не пошевелилась. — Это же у меня по-настоящему, а не для понта. — Он указал на свою повязку, закрывавшую глаз, приподнял ее за уголок и снял.

Плоть под повязкой оказалась влажной от жары, морщинистой, бело-красной, особенно там, где на месте отсутствующего глаза были грубовато наложены швы.

— Сядь, идиот! — сердито сказал ему бармен.

— Я ей просто показал.

— Сядь! — Бармен встал, взял одноглазого за локоть и увел от меня.

— Я же только одно свое ранение ей показал.

— Я уверен, она видела и похуже, — сказал бармен и подтолкнул его к табурету у стойки, а мне принес еще одну колу.

Мой пейджер не был подключен к сервисному обслуживанию. Зора наверняка пытается со мной связаться и теперь ломает голову, желая понять, куда это я, черт побери, могла подеваться и почему до сих пор не вернулась с обещанными сластями. Я представляла себе тот монастырский коридор, детей, вновь собирающихся там после обеда в перепачканных супом рубашках, с сонными от сытости глазами, и Зору, оживленную, деятельную, но в уме уже составляющую перечень тех бранных слов, которые она потом, наедине, на меня обрушит. Я решила, что ничего страшного, скажу, будто попала в пробку на шоссе, произошло столкновение, заблудилась, магазин был закрыт и мне пришлось ждать, когда продавщица вернется после обеденного перерыва…

У бармена зазвонил телефон. Он поднес его к уху, назвал кого-то ангелом, потом махнул мне рукой и, когда я подошла, сунул телефон мне.

— Доктор будет только на следующей неделе, — услышала я голос какой-то молодой женщины. — У вас что-то срочное?

— Мне не нужен доктор, — сказала я и объяснила, что мне требуются записи о том пациенте, который умер несколько дней назад, а потом его тело отправили в столицу.

Четверо мужчин за стойкой совсем притихли.

— Да, был такой, — ровным тоном подтвердила моя собеседница, не прибавив ни слова из того, что, как мне кажется, просто должна была бы сказать.

Мол, мой дед был очень приятным человеком и ей жаль, что он умер.

— Я приехала, чтобы забрать его одежду и личное имущество.

— Это все обычно отсылают вместе с телом, — равнодушно сообщила она.

— Но мы ничего не получили, — возразила я.

Где-то за спиной медсестры слышался отдаленный гул голосов, играла музыка, стучали шары кегельбана. Судя по голосу, у нее был насморк, и каждые несколько секунд она, ничуть не смущаясь, шмыгала носом прямо в трубку. Я подумала, что эта девушка, видимо, чувствует себя как дома, сидя в баре вроде того, где сейчас находилась я сама.

— Но я понятия об этом не имею, — сказала она. — У меня в тот день и дежурства-то не было. Работала Дежана, так что вам, наверное, лучше с ней поговорить.

Мне было слышно, как она щелкает зажигалкой, закуривает и затягивается. Видимо, у нее пересохло во рту, она что-то глотнула, потом прибавила:

— Вот только Дежана сейчас в Турции.

— В Турции?

— Да, у нее отпуск.

Тут я солгала:

— Нашей семье нужны его вещи для похорон.

— Но я до воскресенья туда не приеду!

— Похороны в субботу. Я прямо из столицы сюда на машине добралась.

Мои слова, похоже, не произвели на нее ни малейшего впечатления.

— Тут даже и нет никого, кто мог бы меня туда подвезти до воскресенья. Да и не могу я вам показать записи коронера без разрешения доктора.

Я сказала ей, что записи коронера мне не нужны. Я и так знаю, что там может быть написано, хочу получить его часы и обручальное кольцо, а также очки, которые всегда были на нем с тех пор, как я появилась на свет. Четверо мужчин за стойкой теперь неотрывно смотрели на меня, но мне было все равно.

— Не знаю, знакомы ли вы с обстоятельствами его смерти, но он очень давно знал, что умирает, а потом взял и уехал из дома, оставив свою семью в неведении, — сказала я. — Его родные в отчаянии. Они очень хотят получить назад хотя бы вещи.

— Приближение смерти порой заставляет людей совершать весьма странные поступки, — уверенно, назидательным тоном сказала медсестра. — Не сомневаюсь, вы говорили об этом членам его семьи. Вы же знаете, как умирающие порой ведут себя: уходят подальше, забираются в какую-нибудь нору, точно звери…

— Мне нужны его вещи, — прервала я медсестру.

Она что-то пила. Я слышала, как лед в стакане позванивает о ее зубы.

— Дайте мне Бояна, — сказала девица.

Я передала трубку бармену. Он снова назвал эту особу ангелом, продолжая разговаривать с нею, подошел к холодильнику, открыл его и стал в нем рыться, все еще что-то ей говоря, а потом вышел из бара. Я, застыв в дверях, смотрела, как этот Боян переходит через улицу и поднимается по лестнице к входу в больницу.

— Ну? — крикнул он мне с верхней ступеньки, по-прежнему прижимая к уху телефон, и я ринулась туда.

К тому времени, как я пересекла улицу, дверь оказалась распахнутой настежь, но свет внутри по-прежнему не горел, а воздух был затхлый, почти лишенный кислорода. На полу толстым слоем лежала пыль, она же покрывала стулья в приемной и стойку регистратора. На ней отчетливо виднелись следы того человека, который там только что прошел. Следы исчезали под зеленым занавесом, натянутым поперек комнаты.