Полночные узы - Лара Эдриан Страница 43

— Тесс. — Данте усадил ее на диван рядом с Гарвардом,который тут же забрался к ней на колени, радостно виляя хвостом. Дантеопустился рядом, погладил ее по щеке. Его рука была теплой, а прикосновение —нежным, и Тесс расслабилась. — Ты можешь рассказать мне все, со мной тебеничего не угрожает, обещаю.

Ей так хотелось верить в это, что слезы потекли по щекам.

— Данте, я...

Тесс замолчала. Она перевела взгляд туда, где краяполотенца, обмотанного вокруг бедер Данте, расходились, обнажая рану на правойноге. Тесс посмотрела ему в глаза и положила руку на порез. Сосредоточившись,она направила всю энергию в ладонь и держала ее так, пока не почувствовала, чтопроцесс исцеления начался.

Края раны постепенно стянулись и срослись так, словно ничегои не было. Тесс отняла руку и прижала ее к груди, ладонь покалывало.

— Господи! — Голос Данте прозвучал низко, черные бровисошлись на переносице.

Тесс внимательно посмотрела на него, не зная, что сказать,как объяснить то, что она сделала. Она напряглась и с ужасом ждала реакцииДанте, не понимая, как истолковать его спокойствие.

Он провел рукой по гладкой коже в том самом месте, гденесколько минут назад был глубокий порез, и взглянул ей в глаза:

— Тесс, ты и в клинике так работаешь?

— Нет, — поспешно ответила она и энергично замотала головой.Неуверенность, которую Тесс только что испытывала, переросла в страх. Онабоялась того, что мог подумать о ней Данте. — Никогда. Ну... только сГарвардом, это было единственный раз.

— А людей ты лечишь таким способом?

— Нет, я не...

— Никогда не пробовала воздействовать на другого человекачерез свои руки?

Тесс встала, ее охватила паника, она вспомнила тот последнийраз — последний, злосчастный раз.

— Мои руки — это мое проклятие. Мне бы очень хотелось, чтобыу меня вообще не было этой способности.

— Это не проклятие, Тесс. Это дар. Редкий дар. Господи,когда я думаю о том, что ты могла бы делать...

— Нет! — выкрикнула Тесс, не дав ему договорить. Онапопятилась, увидев, что Данте поднимается с дивана. Он смотрел на нее судивлением и беспокойством. — Я не должна была этого делать. Не должна былапоказывать тебе свои способности.

— Но ты показала, и теперь ты должна поверить, что я всепойму правильно. Почему ты так боишься, Тесс? Ты боишься меня или своего дара?

— Не называй это даром! — Тесс обхватила себя руками,воспоминания захлестнули ее. — Ты не знаешь... не знаешь, что сделали мои руки.

— Расскажи.

Данте медленно приближался к ней, он надвигался, словноскала, заполняя собой все пространство гостиной. Тесс думала, что захочетубежать и спрятаться, как делала последние девять лет, но неожиданно у неевозникло иное, более сильное желание — броситься в объятия Данте и все емурассказать, выплеснуть мучивший ее ужас и очиститься.

Она глубоко вдохнула, чувствуя, как рыдания подступают кгорлу.

— Все хорошо, — тихо и нежно сказал Данте и привлек ее ксебе. — Иди ко мне. Все хорошо.

Она прижалась к нему, ощущая, как под ногами разверзаетсябездна. Тесс знала, что падение будет болезненным, и собиралась с силами. Дантене торопил ее, он просто крепко держал Тесс в своих объятиях, вселяя уверенностьи покой.

И наконец она заговорила. Слова давались с трудом и былигорькими на вкус.

— Когда мне было четырнадцать лет, мой отец погиб вавтомобильной аварии в Чикаго. Через год моя мать снова вышла замуж за мужчину,с которым познакомилась в нашей церкви. У него был процветающий бизнес, дом наберегу озера. Он казался дружелюбным и щедрым, все его любили, и даже я, хотя иочень тосковала по своему отцу.

Моя мать пила, насколько я помню — сильно. Я думала, онабросит, когда мы переедем в дом отчима, но она продержалась недолго. Отчимасовершенно не волновало что она алкоголичка. У него бар всегда был заполнен,даже после ее самых тяжелых запоев. И я начала понимать, что ему удобно, когдаона пьяная валяется на диване и не знает, чем он занимается.

Тесс почувствовала, как Данте напрягся. Его мышцы сделалисьболее твердыми и завибрировали, словно он хотел окружить ее стеной и закрыть отбеды.

— Тесс, он... приставал к тебе?

Она с трудом сглотнула и кивнула, упираясь лбом ему в грудь:

— Вначале почти целый год он вел себя очень осторожно,просто обнимал меня слишком крепко и держал слишком долго, смотрел на меня так,что мне становилось неловко. Он пытался расположить меня к себе подарками,устраивал вечеринки для моих друзей. Но я не любила бывать дома, и как толькомне исполнилось шестнадцать, делала все, чтобы появляться там как можно реже. Япроводила время с друзьями, на лето уезжала в лагерь — словом, стараласьнаходиться где угодно, только не дома. Но рано или поздно мне приходилосьвозвращаться. Все ухудшилось перед моим семнадцатилетием. Отчим стал грубообращаться с нами — со мной и с моей матерью,— говорить нам всякие гадости. Апотом, ночью...

Смелость оставила Тесс. В голове у нее звучала брань,истерические вопли, грохот, звон разбившегося стекла. Она до сих пор слышалатихий скрип двери в ту ночь, когда отчим прервал ее тревожный сон. В еготяжелом дыхании смешались запах ликера и сигаретного дыма. Мясистая ладонь былапотной и солоноватой на вкус, когда он зажал Тесс рот, чтобы она не кричала.

— Был мой день рождения, — онемевшими губами прошепталаТесс,— Он пришел ко мне в комнату около полуночи и сказал, что хочет поцеловатьменя в честь моего дня рождения.

— Мерзкий сукин сын, — злобно прорычал Данте, нежно гладя еепо голове. — Господи... Тесс... в тот вечер на набережной я попытался сделатьто же самое...

— Нет, не то же самое. Просто это напомнило мне... но этобыло не то же самое.

— Мне очень жаль. Тебе столько пришлось пережить.

— Не надо меня жалеть, — сказала Тесс, не желая приниматьего сочувствие, пока не рассказала ему самого страшного. — Когда отчим вошел комне в комнату и завалился на мою постель, я сопротивлялась: пиналась, била егоруками, но он был сильнее, давил на меня своим весом. В какой-то момент он резковдохнул, словно его пронзила боль, и замер, и я наконец смогла спихнуть его скровати. Он даже не сопротивлялся. Лицо у него сделалось бордовым, потомсиним... Сердечный приступ. Отчим умирал прямо на полу моей комнаты.

Тесс замолчала, Данте не нарушал тишину. Возможно, ондогадывался, какой финал будет у этой истории. Тесс не могла остановитьсятеперь. Она тяжело вздохнула и продолжила:

— В этот момент в комнату вошла моя мать. Пьяная, каквсегда. Она увидела отчима лежащим на полу, и у нее началась истерика. Матьпришла в ярость. В ее глазах я была во всем виновата. Она кричала и требовала,чтобы я его спасла.