Миры под лезвием секиры - Николай Чадович Страница 44

— Что же аггелы не обратятся к своему живому богу напрямую? — спросил Цыпф.

— Попробуй обратиться к такому… Да, видно, и не очень-то он хочет общаться с ними.

Драндулет обогнал на повороте длинный вьючный обоз, неторопливо вышагивающий под перезвон колокольчиков и гортанные крики вооруженных до зубов погонщиков. Ущелье расширялось, полого спускаясь в долину, где среди виноградников и масличных рощ раскинулся небольшой городишко — сотня-другая каменных домишек, крытых соломой и черепицей, старая сторожевая башня на окраине, площадь, с четырех сторон окруженная казенными зданиями: монастырем, казармой, ратушей и тюрьмой. И если, по сведениям Смыкова, три первых учреждения практически бездействовали, то тюрьма продолжала исправно функционировать. Сидели в ней не только разбойники и контрабандисты, но и высшие чины инквизиции, изолированные от общества по решению Талашевского трактата.

В город въезжать не стали, а разбили лагерь в запущенной апельсиновой роще. Зяблик сразу завалился спать. Чмыхало полез под драндулет. Цыпф взялся за чтение «Первой всеобщей хроники», составленной высокоученым королем Альфонсом Х на полузабытом галисийско-португальском диалекте, а Смыков, побрякивая в карманах деньгами, отправился на разведку.

Вернулся он спустя несколько часов с весьма озабоченным видом. Среди его покупок, кроме каравая свежего хлеба, числились четыре длинные монашеские рясы и дюжина толстых восковых свечей.

— Тут вшей, наверное, несчитанное количество, — сказал Цыпф, осторожно встряхивая свой новый наряд.

— Не паникуй, — успокоил его Зяблик. — Наши вши с кастильскими не уживаются. Сейчас произойдет полное взаимоуничтожение.

О конкретных результатах своей вылазки Смыков помалкивал, да его и не торопили — знали, что сам все расскажет, когда придет время.

А время пришло после ужина, в ходе которого Зяблик неустанно клял Смыкова за скаредность, не позволившую тому купить хотя бы бутылку вина. Сжевав последнюю корку хлеба. Смыков многозначительно сообщил:

— Человек, который нам нужен, действительно находится в местной тюрьме. Я имел с ним свидание и личную беседу.

— Без свидетелей? — поинтересовался Зяблик.

— Он по-прежнему является иерархом церкви и пользуется большими поблажками от тюремщиков.

— Письмо дона Эстебана ты ему передал?

— Передал.

— Ну и что он? Обещал помочь?

— Только в обмен на свою свободу, — развел руками Смыков.

— Ничего себе! — Зяблик присвистнул. — Он что, нас за психов держит? Эту тюрягу только с гаубицами брать можно! Стены, поди, по два метра толщиной.

— Кое-где и по два с полтиной. А только брать все равно придется, братец вы мой.

— Может, тюремщиков проще подкупить?

— За побег такой птицы мало никому не будет. Они же не враги себе?

— Что там хоть за охрана?

— Двое дежурят снаружи. И еще десятка полтора внутри.

— На входе шмонают?

— Да.

— Что ищут?

— Только оружие.

— На прогулку твоего клиента выводят?

— Выводят. На богослужения.

— В церковь? — живо поинтересовался Зяблик.

— Нет. У них там своя подземная молельня без окон.

— Без окон… — повторил Зяблик. — Кто там еще бывает в этой молельне?

— Во время торжественной мессы все заключенные. Это будет человек тридцать. Ну и все тюремщики, естественно, кроме двух-трех…

— Вот, значит, ты что задумал. — Зяблик оглянулся на перевязанную веревкой пачку свечей. — А как мы внутрь прорвемся?

— Это, братец вы мой, как раз проще простого. Интересующее нас лицо посадили без суда, под горячую руку, сана и духовных званий не лишали. Он и в богослужениях участвует, и благословляет, и грехи отпускает всем желающим. Ему сам комендант при встрече ручку целует. За хорошую мзду нас с тобой пропустят на мессу.

— Ну и бардак у них! Разве можно посторонних людей в зону пускать? Пусть берут меня на полставки консультантом по режиму.

— Да, с бдительностью у них не очень… — согласился Смыков. — Но не забывай, между нами веков шесть разницы. Еще успеют усовершенствоваться.

— Противогазы с собой придется брать.

— Придется…

— А пропустят с ними?

— Вот это вопрос! — Смыков пожал плечами. — Попробуем. Они же противогазов раньше в глаза не видели. Маски завернем и вместо тюбетеек на голову наденем. А фильтры за фляги выдадим. Главное, изображай христианское смирение…

— Я и креститься-то по-ихнему не умею.

— Сейчас будете учиться.

— Времени сколько в запасе?

— Да ерунда совсем. — Смыков глянул на «командирские». — Часа через три колокол ударит. Сразу и пойдем. Сегодня как раз какой-то церковный праздник… Благовещенье, что ли…

— Это когда архангел Гавриил деву Марию трахнул?

— Примерно. — Смыков поморщился. — Только кастильцам об этом говорить не надо.

Пару свечей оставили для образца, остальные растопили в котелке и принялись лепить по-новому, вкладывая внутрь каждой вместо фитиля жестяной цилиндрик с «черемухой».

— Раньше их в картонной оболочке выпускали и размером поболее, — с видом знатока рассказывал Смыков. — Так правонарушители наловчились шашки подбирать и обратно кидать. А это усовершенствованная модель. В пять раз легче, а площадь поражения почти такая же. Когда горит, раскаляется. Пальцами уже не ухватишь.

— Нравятся тебе такие дела, Смыков. Ох как нравятся! — сказал Зяблик с сарказмом. — Газом людей травить, жечь, давить…

— Задавил я людей, наверное, раз в десять меньше, чем вы, братец мой, — возразил Смыков. — Так что не надо…

— Я их ради справедливости давил!

— А я ради порядка.

— Чистый фашизм, в натуре… Подтверди, Левка. Однако Цыпф, увлекшийся катанием восковых колбасок, дипломатично промолчал. Как ни старалась вся ватага, а свечи получались чрезвычайно корявые. Смыков забраковал всю партию.

— Это же не хрен моржовый, а предмет религиозного культа! — возмущался он.

— Эти свечи перед алтарем придется ставить! Хотите, чтобы на нас пальцем показывали?

Первый более или менее приемлемый экземпляр, как ни странно, получился у Толгая. Тогда его заставили изготовить и все остальные. Успех друга Зяблик объяснил тем, что тому в детстве приходилось лепить кизячные лепешки для костра.

Когда с этим деликатным делом было покончено, встал вопрос об испытании секретного оружия «в условиях, максимально приближенных к реальности», как выразился Смыков.