Сын города - Том Поллок Страница 44

Фил пристыжено отвернулся, и девушка перенесла непокорный взгляд на Гаттергласс.

– Это вы его надоумили, да? – упрекнула она ставшим пронзительным голосом. – Его не колебало, когда меня пинали под чертов зад, пока вы не появились. И он был бы только счастлив, намотайся мои кишки на ближайший из этих! – она кивнула на кран в отдалении, нависающий над Огурцом.

– Ах, боже мой, – поморщившись, мягко пробормотала Гаттергласс, словно Бет всего лишь проявила зашкаливающий уровень наивности. – Нет, несомненно, нет – в точности наоборот.

Бет изумленно посмотрела на жалкого на вид парня, покрасневшего почти до черноты. Она мысленно вернулась во вчерашний день: в то мгновение, когда после успеха с Зеркальной знатью их губы нависли одни над другими. Она почувствовала резкую боль в груди, как будто кто-то стукнул ее по сердцу крошечным молоточком.

Гаттергласс чопорно откашлялась:

– В действительности принц так озабочен твоим благополучием, что, учитывая твою хрупкость, отказывается повторно вступать в бой, пока ты рядом. Если бы ты попала в беду, думаю, он был бы вне себя, плача, стеная, побивая себя кулаками в грудь, и так далее…

Принц глядел на наставника испепеляющим взглядом.

Бет удержалась от того, чтобы сказать первое, что пришло в голову. К сожалению, вместо этого сболтнула второе:

– Я не виновата! Это он трусли…

– Во имя ж Темзы! – копье Фила лязгнуло о булыжники, когда он бросил его об землю.

Бет повернулась к нему:

– О, извини! – рявкнула она. – Кажется, слабая, медлительная, беспомощная маленькая девочка задела твое самолюбие?

Он плюхнулся на землю рядом с Виктором, вырвал бутылку из его рук и как следует отхлебнул.

– Бет, – сказал он. Или, по крайней мере, попытался, но выпивка, очевидно, обожгла горло, и из него вырвался лишь слабый скрежет.

– Бет, – попробовал он еще раз. – Я не могу просить тебя… То есть, это ты не можешь просить меня… Послушай, ты не можешь пойти, понятно? Лучше я сам переломаю тебе ноги, чем позволю следовать за собой туда, где Высь причинит тебе боль.

Бет почувствовала, что начала дрожать: девять целых девять десятых по шкале «дорогой Боженька, не дай мне заплакать».

– Я расскажу о тебе миру, – она сняла рюкзак с плеча и встряхнула его, громыхнув баллончиками с краской. – Всем расскажу. Если не возьмешь меня с собой, я нарисую твое лицо в сорок футов высотой на стене каждого дома к востоку от Биг-Бена. Забудь о спокойствии. Каждый увидевший будет тебя преследовать. Люди, охочие до фриков, будут приходить посмотреть на тебя.

Речь получилась жестокой, но теперь девушка была готова к жестокости, отказ болью отдавался в груди. Они не смогут ее прогнать; иначе им тоже будет чертовски больно – уж она постарается.

– Целые армии, – едко пообещала она, – ученые и туристы, и чертовы зоопаркщики – будут за тобой охотиться.

Гаттергласс мрачно на нее смотрела. Губы Фила скривились, и он сунул руки в карманы.

– Ничего они не будут, Бет, – вздохнув, возразил он. – Сходи в психушку на Брикстон-роуд; спроси, не видал ли кто ходячие лампочки или не подслушал ли ненароком разговор статуй – гарантирую, найдется по меньшей мере один, а то и несколько. Записные книжки подвыпивших спорщиков по всему Лондону набиты историями вроде тех, что можешь рассказать ты.

– Некоторые даже проиллюстрированы, – вставила Гаттергласс. – Меня уже рисовали, мисс Брэдли: и в сорок футов высотой, и в четыре дюйма, и много как еще. И все же, независимо от того, как громко несколько невежественных негодяев кричат и указывают на меня, остальные не обращают на это внимания.

Бет колебалась. Она переводила взгляд с одного на другую, внезапно почувствовав себя беспомощным ребенком.

– Как? – прошептала она.

Гаттергласс раскинула руки, данные ей Бет, словно отговариваясь незнанием.

– Не наша заслуга, что никто не слушает тех, кто заметил нас. Люди верят историям, а не фактам, но мы не вписываемся в них, так что они не верят в нас. В конце концов нас очень легко не заметить.

– Ты что, – сочувственно спросил Фил, – думаешь, мы – какой-то секрет? Мы живем на ваших улицах, Бет; вы – на наших, и ты жила рядом с нами всю свою жизнь.

Бет почувствовала, как сжалось горло. «Вы живете на наших улицах». Она вспомнила его той ночью, под фонарями, с раскинутыми руками, как будто обнимающего все сияние города.

«Дом? – спросил он. – Я могу устроиться на ночлег на любом квадратном дюйме Лондона. Добро пожаловать в мой кабинет».

Вот чего она хотела: не безопасности, дома. Получить возможность закутаться в тепло этого слова. Называть город домом – быть дома, с ним, на этих улицах. Она приосанилась, изо всех сил сдерживая дрожь, что угрожала сотрясти ее тело.

– Прекрасно, – холодно сказала она. – Идите своей дорогой. Но первым местом, куда я пойду, когда вы это сделаете, будет Святой Павел. Я сама брошу вызов Выси, даже если до смерти разобью голову об эти долбаные краны.

Фил фыркнул:

– Ты этого не сделаешь.

– ТЫ ТАК ДУМАЕШЬ? – заорала на него Бет.

Парень шагнул назад, встревоженный, и ярость вскипела в ее горле, словно горячая смола, боевой дух сдулся: она больше ничего не могла предпринять – и поняла, что действительно это сделает. Она действительно бросит Выси вызов, просто чтобы доказать свою точку зрения. Бет не знала, откуда он взялся – этот порыв вывести из себя уличного мальчишку, такой сильный, что она готова была покончить с собой при помощи Бога Кранов, – но от этого порыв никуда не девался.

– Ты собирался убежать, – сказала она, глотая унизительные слезы, – помнишь? Собирался убежать, а я убедила тебя остаться. Может, я не могу бегать так же быстро, как ты, или залезать так высоко, но, твою мать, Филиус Виэ, я тебе помогла.

Ее глаза наполнились предательскими слезами, но она не моргнет – не доставит ему такого удовольствия.

Он смотрел на нее долгие, долгие секунды, а потом отвернулся и пошел прочь…

…а потом, когда она почувствовала, словно ее сердце ухнуло в колодец, и не оставалось никакой надежды его вернуть, Фил остановился, как будто только что о чем-то подумал. И что-то пробормотал.

– Что такое, Филиус? – поинтересовалась Гаттергласс.

– Я сказал, она права.

Бет вморгнула несколько слезинок обратно.

– Что? – переспросила она.

Тон мусорный женщины стал ледяным:

– Хороший вопрос, Филиус. Что?

– Темза, Глас, не заставляй меня говорить это снова, – он вздохнул. – Она права: я собирался сбежать. И остался только из-за нее.