Клинки севера - Алина Илларионова Страница 44

… – Знаете, Арвиэль, я очень люблю лилии. Получив диплом, я решила всю жизнь посвятить только им, а потом задалась вопросом: что чувствует лилия, когда нож замирает у стебля? Ведь она беззащитна и надеяться может только на чужую милость. Но нам дан разум, так почему мы должны зависеть от высших сил? Почему не имеем права защитить себя? Ведь это несправедливо, не так ли?

Вилль не нашелся что ответить, да Геллера и не ждала.

На обратном пути все прятали мысли за непринужденной болтовней ни о чем. А аватар молчал. Он хотел бы разобраться, что чувствует к женщине-зоомагу, но не мог. Недоверие? Бесспорно. Уважение? Отчасти. Симпатию? Сложно сказать. Хорошо, когда сильный единомышленник рядом, но кто скажет, не прячет ли он нож за спиной?

Из кареты Вилль вышел последним, мешкая и дожидаясь, пока остальные уйдут подальше. Духота была просто одуряющей. Он запрокинул голову, вглядываясь в грозовой сумрак, ползущий с моря.

– Вам обязательно надо было разводить полемику на ее территории? – Шантэль, лениво обойдя карету, кивком отпустил возницу.

– Забыл с вами посоветоваться, – огрызнулся застигнутый врасплох Вилль.

– Не надо грубить, юноша. Если Аристан послал вас шпионить, то, простите, ваш император – идиот!

– Собственная грубость вас, как видно, устраивает. На сей раз я спишу неуважение к Его Величеству на ваше скудоумие, но впредь воздержитесь от подобных выпадов в моем присутствии. Доброй ночи, л’лэрд.

Шантэль возвел очи горе, небо мигнуло дальней зарницей. Неторопливо гроза собиралась, нехотя.

– Три сотни лет назад аватар Россэлин Винтерленн, ослушавшись мужа, пришла к королю Ветви Льдяного Ясеня с просьбой разрешить ей участвовать в Равеннской обороне. Ей было отказано, однако Россэлин проявила своеволие. Она первой нарушила клятву повиновения и заплатила за это жизнью. Следом потянулись другие. Когда-то я считал аватар неблагодарной сворой, но последний воистину облаял все рамки сословной субординации!

Магические фонари в чернильной сини сумерек тянулись празднично и регулярно – через каждые двадцать шагов, хоть бы один на локоть сбился. Она шла и шла, пока мост не закончился. Тогда спустилась под него, где обнаружила новую вереницу бездушных, но очень ярких фонарей. Красиво и пусто… Где-то наверху шумел город, раскатывали по проспектам ночные гуляки на лихачах в каретах с червлеными колесами. Смеялись гулящие же девки, орали гулящие кошки…

За прошедшие века старый квартал Ремесленников почти не изменился. Первые каменные этажи домов, оставшиеся со времен Поднебесного союза, вросли в мостовую по самые окна, а верхние бревенчатые хоть и переложены были не раз, да все равно потемнели от сырости. Тусклые, засиженные насекомыми масляные фонари нещадно чадили, часть не горела вовсе, а некоторые тихо тлели, отдавая ночи жалкие крохи света, чтобы к утру захлебнуться последней искрой. Одинокие. Забытые. Безвестные очевидцы минувших столетий, укрытые пыльной мешковиной ветхости. Здесь Алесса видела изнанку города: дырявые простыни на растянутых меж домами веревках и забитые досками окна, разбухшие от воды трупы крыс в канавах и бесхвостых уличных кошек. Из-за щербатого угла плаксиво мяукнул шушель, но следом не увязался.

Улочка выводила не к площади даже, а так, на крохотный пятачок с фонтаном из сложенных горкой булыжников посередине, откуда в мощенную серым камнем пиалу выбивались семь студеных струй. Алесса присела на узкий бортик, отчаянно рискуя шлепнуться в черную воду, отражавшую алмазную крошку звезд да одинокий Волчий Глаз. Вилль по ту сторону Раздела [9]его не видит и скучает наверняка.

«Он действительно ждал нас», – припомнила браслет пантера. Ждал и волновался перед встречей, а уплыл потому, что повелитель приказал. Аватар присягнул на верность, и жизнь его принадлежит теперь династии Эскабиан. Навсегда.

А та, что разделит с ним кров, будет кутать в ватник остывающий ужин и беспрестанно подбегать к темному окошку. Тоже всегда.

Науми подняла лицо, но Белая Сестра не пожелала выслушивать жалобы младшенькой и спряталась в облаке. Черную бездну небесного полога прочертила одна стремительная искорка, другая… Скошень – месяц падающих звезд.

– Грустишь?

Алесса не заметила, как подошла девушка. Не то погорелица, не то воровка – попробуй-ка разбери! Красивая на загляденье, но уж больно чумазая и одета в лохмотья, будто из рыбьей чешуи, перепачканные чем-то темным. Голова повязана черной косынкой на пиратский манер, из-под которой выбивались давно не чесанные пыльные кудри, а под мышкой примостился покореженный старинный шлем. Она оседлала бортик лицом к Алессе, подогнув ногу в чудном сапоге без модных ныне «моршын», зато с наколенником, прикрытым металлической пластиной. Нда, таким ниже пояса как залепишь, и лекарь не поможет.

– Тебе деньги нужны? Я и так отдам, только не режь…

Девушка затряслась в беззвучном смехе.

– Ратмир, иди сюда! Представляешь, меня за грабительницу приняли! Дожила!

– Тебе чего надо? – Алесса покосилась на матерого пепельно-серого пса, неспешной трусцой семенящего к ним.

– Мне? Жизнь бы… – вздохнула девушка, усмехнувшись, тряхнула головой. – Да не твою!

– Убоем не подрабатываю.

– Росс, я же говорил – царапается! – Пес осклабился, демонстрируя нехилый «ловчий комплект».

Знахарка опасливо поджала ноги. «Собачка» оказалась варгом: эвон как глазищи в темноте зеленью бликуют. Он невозмутимо сунул голову прямо сквозь бортик и, жадно налакавшись, облизнул сухую пасть. Минуточку…

Черпнув ледяной воды, Алесса умылась, затем неспешно вытерла руки о подол и расправила складки.

– А я знаю, кто вы! Вы – Дева и Волк, погибшие в битве за столицу триста лет назад, а у меня крыша поехала.

– С последним я категорически согласен…

– Ратмир!

– Росс, что я такого сказал?! Даже тот эльф искренне хотел помочь убогой из деревни Лопушки.

– Как же-с! Он дал нам денег на вытрезвитель. Обоим! – Алесса узнала голос бродяжки, что давеча выручил ее у площади Свободы. Теперь ясно, отчего не взял ни монетки: а зачем мертвому деньги? Пантера робко намекнула, что вообще-то они сейчас мирно беседуют с призраками, в ответ девушка мысленно пожала плечами. Ну и что?

– Небось все растранжирила?

– Одна осталась. – Знахарка полезла в кошель. Решив, что дармовые деньги блага не принесут, ими и расплачивалась, оставив на память собою же надкушенную полушку. Вилля посмешить.

– Дай девке деньги – все на ленты изведет!

– Триста лет прошло, а ты не угомонишься! – укорила его Росс. – Как был баламутом, так и остался…

– Да-а, Россэлин, а ты сдала за последнее время! Когда-то я шел на битву за бунтаркой! Все мы шли: и раненые, и умирающие, и почти сдавшиеся! Вся Равенна! – Звенящий голос Ратмира надломился. – Я ведь просил не снимать шлем…