Элегия Мёртвых - Дарья Кадышева Страница 45

Тебе не хватает красного...

Шершавый палец чертит линию под ключицей.

Здесь...

Холодные губы касаются её волос.

Здесь...

Она видит морозный, трезвящий рассвет в серых глазах.

И здесь...

Сотый удар мокрой от её нечистой крови плети выбивает воздух из груди, и она снова просыпается.

Пасмурное небо напоминало перевёрнутую чашу, жадно глотавшую сияние снега. Белый и слегка примятый, он растекался под ногами, которые – не может быть – ощущали его жалящий холод. Ветра не было, да и вообще никакого движения, будто её поместили внутрь застывшей картины, наброшенной на холст не слишком старательными мазками.

Лета обвела Арену и её пустующие трибуны взглядом, глубоко вдыхая мглистый воздух лоскутами насильно оживлённых лёгких.

«Что я здесь делаю?»

А ты не боишься узнать ответ? – прошелестело позади.

Она обернулась и её захлестнула волна ужаса – того самого, что потопил её разум в Кривом Роге, как дырявое судёнышко, когда она смотрела на горящее Древо Бога, и в чьих глубоких пучинах выродилась скорбная, опустошительная ярость.

Но дерево в центре Арены сгорело давным давно. Минувшие столетия погасили его тлеющий жар, а пепел осел пятнами, отметившими снег словно кратеры луну. Беспощадное время превратило Древо в сероватый пень, суженный в размерах по сравнению с оригиналом.

Не оставляя следов на снегу, Лета подошла к останкам дерева. Внутри они оказались полыми, и она отшатнулась от неожиданости, заглянув на дно. Там, укрытый клочьями сизого пепла, лежал младенец.

Он не плакал и не кричал, спал, вроде бы, но Лете чудилось обратное. Не могли младенцы так неестественно лежать, раскинув крохотные ручки в стороны и обратив лицо к небу над Ареной. Не могли, и всё тут.

Жалость ожидаемо подтолкнула её к пню, и Лета склонилась над страшной колыбелью, чтобы взять младенца, но знакомый чавкающий звук за спиной заставил её замереть. Паника ускорила дыхание, а рокот пульса из иного мира был уже таким громким, что она почти нащупала извне утомлённое беспамятством тело.

Чавканье сменилось свистом стали.

Да, она очень хорошо знала этот звук.

Так говорят меч и плоть, когда встречаются друг с другом.

Что-то рухнуло в снег, задев её голени. Перебрав все молитвы Кернуну, Лета нашла в себе силы и повернулась. Распластавшееся тело внизу она сразу не признала, долго-долго всматриваясь в покрытые засохшей кровью каштановые волосы и яму открытого в агонии рта. Руки, обучившие её всему, что она умела, покоились на груди, рефлекторно зажав перед смертью рукоять клинка.

Босы ступни перестали ощущать под собой твёрдость земли. Она шепнула:

– Можно я прилягу рядом с тобой,...

...отец?

И снова звук – шаги, скрадываемые пеплом. На тело павшего легла чья-то тень. Лета вскинула голову.

– Тебе нечего здесь делать. Рано, – бросила Иветта. – Уходи.

– Зачем?

– Он так велел, – чародейка опустила глаза на мертвеца. – Давай же, Лета. Сваливай отсюда, пока можешь.

– Я не могу...

Она перешагнула через тело. Смуглая ладонь сжала запястье девушки. В глазах чародейки замаячили игривые всполохи колдовского света.

– Подтолкнуть? – улыбнулась она, усиливая хватку.

Лету вдруг посетило смутное чувство какой-то искажённости, будто всё вокруг было лишь тревожным, гадким сном, а реальность существовала по иным законам... Где-то там её ждали небо над головой и земля под ногами, точно закреплённые на своих местах, как и положено. Но было и то, к чему она не хотела возвращаться...

Тебе не хватает красного...

Пульс набирал силу. Вены в искривлённых руках загорелись.

Напрасно она пыталась вырвать запястье. Свечение поглотило белки глаз Иветты, а улыбка стала шире.

Уходи.

Адово пламя вспыхнуло и вонзилось в её кожу, всосалось в мышцы и прошло насквозь через ошмётки органов. Кричать стало нечем, поэтому за неё это сделало сердце, подскочившее и завопившее так громко, что ему бы позавидовали набатные башни.

Ну как ты там, детка? Ещё держишься?

Лета открыла глаза. Боль вернулась и обездвижила её.

«Да, Драгон. Живее всех живых».

Соторнил нашёл императрицу в саду.

Она стояла к нему полубоком, в кругу скованных льдом растений. Налитые тяжестью бутоны, словно заключённые в корку хрусталя, отливали синевой и кренились к ногам Валоры. Императрицу, закутанную в простецкую коричневую шаль, можно было бы принять за служанку, если бы не строй гвардейцев, оцепивших весь периметр сада. На ней совсем не было украшений, за исключением толстого браслета в виде золотых орлиных крыльев, которые скрепляла точечная цепочка мелких рубинов.

Соторнил спустился по ступеням и тихо кашлянул в кулак, обозначив своё присутствие. Императрица не прервала занятия, молча лаская ноготком указательном пальца один из цветков. Эти и другие растения сехлины веками культивировали, не чураясь и помощи чародеев, чтобы добиться их красоты и жизни даже под слоем снега и льда. Им это удалось. Соторнил и у себя на вилле вырастил подобный сад – мир высоких цветов в инеистой ловушке и неподвижных вод в замёрзших фонтанах. В последних он, на самом деле, красоты видел мало. Что толку, если не слышно их переливчатого журчания?

– Ты притащил девчонку на Арену, – проговорила Валора. – А за ней явился Конор.

– Ваше Импер...

Она подняла руку, прерывая его, и повернулась. Наледи в её глазах было больше, чем на клумбах, что их окружали.

Соторнил торопливо отвесил исполненный безмерным пиететом поклон и застыл в этой позе, не смея поднять взгляда.

– Чародей говорил, что он придёт сам. В мои руки. А вместо этого его появление обернулось крахом Арены. И потерей заработков, связанных с ней, – сказала она и замолкла, вернувшись к цветам.

– Вы знаете, как я опустошён. Я...

– Потерял всё, – вновь оборвала императрица. – Мы недооценили не только Конора. Но и всю прочую стаю. Темпраст пал. И Арена вместе с ним. Но она была твоей, в отличие от той, что построили в Ноэстисе.

Руки Соторнила непроизвольно сжались в кулаки.

Дело, над которым он трудился столько лет... Всё сгинуло. Его инвестиции, трэллы, бои на Аренах, даже его вилла... Отродье Саггтара хотело отобрать у него только девчонку, а в итоге обрушило каждую из скреп его существования, словно дьявольская цепная реакция, незначительный смерч на краю океана, но обретший губительную силу в его доме.