Сердце Мириаля - Мэгги Фьюри Страница 45

— Скорее, кузнец! — прохрипел он. — Там, в конюшне,

взбесился конь — не конь, а демон! Он прикончил Рупера!

Агелла выругалась. Рупер был сыном одного из конюхов — ровесник Сколля, но рослый, крепко сбитый парнишка. Если ее ученик вечно отвлекался от дела на пустые мечтания, то бедняга Рупер был попросту слабоумен — в свои четырнадцать он оставался пяти-шестилетним ребенком. Он исполнял в конюшнях самую простую работу — убирал навоз и мыл коней, но все равно за ним всегда кто-нибудь присматривал. Как, во имя всего святого, могло случиться такое ужасное несчастье? Не раздумывая, женщина-кузнец рывком подняла с земли Сколля, но при этом не сводила глаз с Барсиля.

— Что еще за бешеный конь? — резко спросила она. — У нас в Пределах нет коней-убийц!

— Это… э-э… новый конь. Он в конюшне. — Гвардеец беспокойно отвел глаза. Никто и никогда не смел солгать кузнецу, но Агелла нутром чуяла, что Барсиль не смеет и сказать ей всей правды.

— Да знаю я, что он в конюшне! Ты же сам мне об этом уже сказал, тупица!

Агелла протиснулась мимо растерянного гвардейца, цепко ухватила его за руку и бегом бросилась к конюшням, безжалостно волоча Барсиля за собой.

— Оставайся здесь! — рявкнула она через плечо Сколлю, который так и стоял разинув рот и прижав к груди кувшины — весь мокрый и пахнущий пивом. Агелла могла лишь надеяться, что безмозглый юнец не разлил оба кувшина. Судя по всему, ей очень скоро понадобится добрая выпивка.

На бегу женщина гадала, что могло так разъярить неведомого коня. Уж верно не сама конюшня! Очень многие тиарондцы с великой радостью поменялись бы местами с домашней живностью Священных Пределов — ведь ей жилось куда теплее, сытней и приятней, чем большинству горожан. В конюшнях, псарнях, голубятнях и соколятнях иерарха было уютно, просторно и сухо. Даже в эти трудные времена животных кормили куда лучше, чем многих тиарондцев. Случись животному пораниться или захворать, к его услугам были несколько целителей из храмового Чертога Исцеления, поднаторевшие в подобных делах. При таком уходе и заботе какой конь мог бы до того взбеситься, чтобы пришибить человека? И какая беда могла бы подтолкнуть коня к такому изуверству?

Агелла издалека услышала неистовое ржание разъяренного сверх меры коня. У дверей конюшни теснилась целая толпа — конюхи, псари, сокольничие и даже десяток гвардейцев в кольчугах и черных туниках. Зеваки живо расступились перед Агеллой, и она побежала дальше — по широкому центральному проходу, между стойл, в которых содержались едва ли не все представители конского племени. Благодаря своему ремеслу женщина-кузнец знала их всех. Тут были статные и спокойные скаковые кони, ценимые за ровный ход и выносливость; были исполины-тяжеловозы, способные стронуть с места средних размеров гору; косматые вьючные пони, мастера на всякие проказы, но незаменимые на крутых горных тропах; стройные длинноногие скакуны, славившиеся своим проворством и носившие, как правило, гонцов иерарха; злобные и неукротимые боевые кони Мечей Божьих — они-то, по мнению Агеллы, вполне могли при случае пришибить человека.

Балованные обитатели конюшен иерарха обычно вели себя мирно и были довольны жизнью, но сегодня они все, как один, беспокойно метались по своим стойлам, округлив глаза от страха и оглушительно молотя копытами в стены. Шкуры их потемнели от пота, ноздри раздувались, чуя кровь и смерть. Агелла быстро поняла, что напрасно винила в смертоубийстве одного из боевых коней. Добежав до дальнего конца конюшни и закрытых стойл, в которых обычно помещали новых коней, она увидала, что два стойла заняты и возле них — на почтительном расстоянии — теснится с десяток гвардейцев. Новые кони? И никто ей о них не шепнул ни слова?! Обычно Агеллу одну из первых приглашали осмотреть новичков. Женщина-кузнец обозлилась не на шутку, но тут же вздрогнула: один из гвардейцев навел на коня арбалет.

— А ну, пропустите меня!

Агелла произнесла эти слова, даже не повысив голоса — ей это было и ни к чему. Вояки тотчас расступились и дали ей пройти. Все они хорошо знали, что спорить с кузнецом — значит накликать себе неудачу. Она взглянула на коней — и все прочие мысли точно вымело из ее головы. В соседних стойлах сверкали глазами и били копытами два вороных, соразмерно и изящно сложенных исполина. У женщины разом перехватило дыхание — так восхитила ее эта яростная стать. Она заметила, что один из вороных — жеребец. Агелла остановилась перед его стойлом — так, чтобы вороной красавец не исхитрился укусить ее.

— Мириаль всесущий! — потрясение пробормотала она. — Сефрийцы! Откуда они здесь взялись, ад меня побери?

От двери стойла, в котором ярился жеребец, тянулась широкая кровавая полоса — здесь проволокли тело злосчастного Рупера. Сейчас конь неистово терзал дверь зубами и копытами, явно вознамерившись разнести в щепки эту единственную преграду на пути к свободе. Фергист, старший конюх, бессильно наблюдал за этим буйством — тощий, долговязый, весь напрягшийся, как струна, на лбу под седеющими прядями прорезалась озабоченная морщинка. За грохотом копыт, гневным ржанием коня и треском дерева Агелла едва уловила обрывки речи Фергиста — он поспешно, вполголоса растолковывал, что и как.

— Привели их только сегодня… Рупер понес им воду… споткнулся, верно… Отец бросился туда… Мы его вытащили… дверь захлопнули вовремя, не то носился бы сейчас по всем Пределам… Я не решился их пристрелить. Ты же знаешь, какие они редкие. Иерарх и лорд Блейд — оба приказали особо заботиться о них… Ради Мириаля, сделай хоть что-нибудь!

Агелла покачала головой.

— Быть может, у тебя и не останется другого выхода, как только их прикончить. Этот жеребец того и гляди разнесет дверь в щепки — и что тогда?

— Насчет двери можешь не беспокоиться, — высокомерно отвечал старший конюх. — Эти стойла сработаны с особой прочностью — я сам наблюдал за работой мастеров. Не родился еще на свет тот конь, что сможет вышибить дверь в моей конюшне!

Женщина-кузнец снова перевела взгляд на вороного мятежника — и лишь сейчас отметила, что он закатил глаза так, что белеют белки, а могучая шея тускло отливает потом. За всей этой неистовой мощью таился самый обыкновенный страх. Коня увели от привычного окружения и бросили одного в незнакомом месте, где полно чужих людей и коней. Потом пришел бедняга Рупер и… Агелла отвела взгляд от оскаленных зубов жеребца и громадных передних копыт, которыми тот размеренно молотил по двери стойла, — и вдруг глаза ее сузились. На брюхе и задних ляжках вороного ясно виднелись свежие следы от кнута. Женщина резко развернулась к старшему конюху:

— Кто бил его кнутом?

— Далвис. Отец мальчика. — Фергист сокрушенно покачал головой. — Вначале-то конь вел себя вполне прилично. Дичился, конечно, нервничал, да ведь так поначалу со всеми бывает. Но вот что странно — с Рупером он был смирен, как котенок, словно привык уже иметь дело с детьми. Вот почему мы позволили мальчику войти в стойло. Потом Рупер споткнулся и упал прямо под копыта — вот тогда его отец перепугался и накинулся на коня с кнутом. — Старший конюх вновь покачал головой. — Жеребец бросился прямиком на Далвиса — и кончено.