Университет некромагии. Отдам покровителя в добрые руки - Галина Львовна Романова Страница 45

— Сейчас я пролезу, — пытаюсь вонзить когти в штукатурку и подтягиваю свой организм внутрь буквально по шерстинке, — и удивительным окажется то, что ты до сих пор жив! Помоги! Я застрял!

— Ага! Я тебе помогу, а ты меня слопаешь? Нет, так не годится!

Ну что ты с ним будешь делать?

— Слово даю.

— Слово кота. — Глаза ненадолго перестают мигать. — Ладно-ладно, не-кота. Но говорящего. А если обманешь?

— Тогда мне будет очень стыдно, — сообщаю, почти не покривив душой. — Но очень недолго.

— Ладно. Главное — честно!

Последний раз мигнув, глаза погасли. Послышался шорох маленьких лапок по штукатурке. Вот как они ухитряются протискиваться в такие щели, куда у меня даже лапа не пролезает? Загадка природы!

Но размышлять об этом некогда. Я остался один. Застрял в печном устьице — задние лапы, хвост и самое дорогое висит снаружи, остальное внутри. А погоня…

Хлопнула дверь. Они уже тут. Мама дорогая! Святые котаны! Не могу! Хочу, но не могу! Застрял. А-а-а-а! Спасайте кто может!

— Вон он! Смотрите!

— Вижу и слышу. Застрял! Хватай, пока не про…

— Ай-й-й!

— Крыса!

— Тут крыса!

— Бейте ее!

Что там происходит? Кто-нибудь, скажите! Мне же интересно! Эх, жаль, на заднице нет глаз. А только… Ой! Больно!

Вот уж чего не ожидал, так это того, что меня подло укусят в задницу. Брыкнул задними ногами, почувствовав, что под лапы что-то попалось. Отпихнул это что-то и сам не понимаю, как провалился внутрь печи. С разгону взлетел вверх по трубе и там растопырился, упираясь всеми четырьмя конечностями в стенки дымохода и силясь поджать хвост. Вот когда позавидуешь собакам!

Что там еще? Шорох. Люди столпились у заслонки, по очереди заглядывают внутрь, пытаются шарить руками.

— Ну чего там?

— Не вижу! Уйди со света!

— Он там?

— Наверное. Где ему еще быть?

— Да мало ли… вдруг куда шмыгнул… В щелку какую-нибудь…

— Погодите, я его вижу!

— Где? Точно?

— Ага! Вон там, наверху. В дымоходе застрял…

— Точно, кот. И как его теперь оттуда доставать? Я даже до хвоста не дотягиваюсь! — Рука шарит по печному нутру, скребет ногтями по золе.

— Может, выкурить? Притащить растопку, затеплить огонек, он от дыма сам выберется…

— Ага! Если сначала не угорит и не задохнется. Печку надо разбирать. И стенку ломать.

— Надо госпоже баронессе сказать! Как она решит, так и будем делать!

— Пошли к баронессе. А ты, Топ, следи, чтобы кот не удрал.

— Да куда он денется, если намертво застрял?

Ну, положим, не совсем намертво и, если подожму лапы, проскользну вниз, но приятного все равно мало. Лезть вверх? А что там, наверху? Спускаться вниз? Нет уж, ни за какие коврижки. Что делать?

Шорох. Совсем рядом.

— Эй, ты! Толстый! Подвинься!

— Я не толстый, я — в меру упитанный кот в самом расцвете сил… То есть не совсем кот, а…

— Помню-помню. Уникальный, самобытный, яркая индивидуальность, творческая личность с двумя высшими образованиями и все такое… Как же, проходили! Пошли за мной, личность!

Наглый крысюк карабкается прямо по мне. Хорошо еще лапами в глаза, уши и рот не попадает! Все равно приятного мало. Я ведь таких, как он, на завтрак горстями ел еще в бытность слепым котенком. А что теперь? Куда мы катимся, святые котаны? Крыса коту жизнь спасает! Мир сошел с ума. Конец света не за горами. Я уже слышу топот всадников апокалипсиса…

Кстати, говорят, когда настанет конец света, из Бездны выйдут все некроманты прошлых веков, которых в прежние времена именовали Супругами Смерти. Имя их предводителя, говорят, уже известно…

— Эй, чего ты там бормочешь?

— Строю планы, что я с тобой сделаю, если ты не слезешь с моей головы! Тьфу! Хвост свой противный из моей пасти убери!

— А ты без дела рот не разевай, а давай карабкайся! Я тебя на соседний этаж выведу, потом черный ход покажу.

— С чего такая заботливость?

— С того, — крысиная морда свешивается, заглядывая в кошачьи глаза, — что это — моя территория! И конкуренты мне тут не нужны, говорящий не-кот!

Ой, святые котаны! И надо же было так обделаться! Своих не признал! Хотя ведь чуял, что от этой крысы пахнет как-то странно. Не крысой она воняет, а…

— Ты такой же, как и я? — спрашиваю.

Крысюк кивает.

— Своих не трогаем, — произносим мы хором и едва не прыскаем от смеха.

Глупо спрашивать, кого он охраняет и от кого. Меньше знаешь — крепче спишь. Но, по крайней мере, теперь есть повод ему доверять. Я ему даже немного сочувствую — если он покровитель, не важно чей, он все-таки должен время от времени показываться своему подопечному на глаза, иначе вся работа насмарку. В идеале подопечный должен его беречь, холить, лелеять, обожать… как моя хозяйка меня. Ну, за ушком там почесать, животик потрогать… А как потрогаешь такого, как он?

— Нашелся такой, не бойся!

Он мои мысли читает? Впрочем, если мы одного поля ягоды, это нормально. Покровители всегда друг друга поймут.

— Долго еще лезть? Лапы устали!

— Еще чуть-чуть!

— Тебе легко говорить! Ты на мне едешь, а бедный Левушка тут из сил выбивается…

— Тебя Львом зовут? Подходит.

— Я не Лев, а Левиафан. Слышал про такое чудовище? В море живет…

Крысюк пищит. Смеется, надо полагать? Ну, хорошо смеется тот, кто смеется последним! Резко дергаю головой, и этот нахал колобком катится…

Фык-фык-фы… Ой…

До хвоста он докатился и повис там, держась зубами.

— Отпусти! Больно!

— Э-а, — донеслось невнятное. — Лэж давай. Немного ошталошь…

А ведь не врет, мелкий паршивец! Вон впереди светлое пятнышко. Выход! Ура! Продираюсь из последних сил. Лапы дрожат, в глазах темно, а тут еще и крысюк на хвосте болтается… Помираю… Ой, как жить охота…

Сил нет, лапы едва шевелятся, в глазах темно… Вон уже свет в конце тоннеля… Мама, я иду к тебе! Осталось чуть-чуть. Сейчас испущу последний вздох и вдохну чистый, свежий запах…

Ночного неба? Хм? Что-то странное. Я думал, в кошачьей Бездне пахнет молоком и мышами, а тут… свежий ночной воздух, пыль, птичий помет… мыши, правда, есть, но явно летучие.

Нет в жизни счастья. Только помирать собрался — глядь, а это вовсе не тот свет, а все еще этот. Крыша старого особняка. Громадная. Тут для четырех десятков студентов можно комнатки организовать, разделив чердак перегородками, и еще место останется для всякого хлама, о который приличному котану спотыкаться стыдно.