Власть приоритетов - Артур Луазо Страница 45

Марк поморщился: что-то отца Романа повело куда-то в совсем непонятную область. Он быстро перебил священника, который готовился выдать очередное откровение:

– И всё-таки, мне не совсем ясно. Если мы сами для себя выбираем жизненный сценарий, если мы, на уровне душ, равны и Богу нет никакого дела до того, кто плох или хорош, то зачем тогда вся эта возня здесь – борьба, сражения, выяснения того, кто прав? Какой смысл барахтаться? И какова тогда роль Бога во всём этом? Где его управление, ведь именно об этом вы мне хотели сказать, когда спрашивали про «Мастера и Маргариту»?

Отец Роман удивлённо взглянул на Марка, но потом, улыбнувшись, спросил:

– Ты в футбол играешь?

– Играю, – Марк удивлённо пожал плечами.

– Всегда стараешься, чтобы твоя команда выиграла?

– Конечно, иначе зачем тогда играть?

– Вот ты и ответил на свой вопрос. Наша жизнь здесь – это игра для наших душ, в которую они играют по-настоящему, со всей страстью. Причём души делятся на команды. На земле это отражается в виде народов и рас. Футбол – вроде бы игра, но вопрос выигрыша или проигрыша – очень серьёзный вопрос. А Бог – это тот, кто придумал правила, и он же одновременно – арбитр. Он также составляет расписание игр и назначает стадионы.

Марк покивал головой.

– Это вы хорошее сравнение нашли. Так с кем в команде мне играть, чтобы выиграть?

– Разве ты ещё не выбрал?

– Да нет, выбрал, конечно. Ну, а вдруг есть какая-то другая команда, важнее. Из другой, высшей лиги, так сказать, – Марк стал очень серьёзным.

– В ближайшее время ты определишься с выбором окончательно. Конечно, команды разные, и уровень игры тоже разный. И, как в футболе, талантливого игрока из дворовой команды запросто могут пригласить в команду-гранд, надо только тренеру на глаза вовремя подвернуться. Но, по большому счёту, как я уже говорил, задача каждого из нас – понять, каково наше предназначение, куда мы идём, за ту ли команду играем? Однако понять это можно, только восстановив свою первоначальную настройку. А для этого нужно найти в себе силы не употреблять алкоголь ни в каком виде, не курить, само собой, не принимать наркотики, не жрать, что попало, тем более, в неимоверных количествах, перестать тупо пялиться в телевизор и топить своё сознание в компьютерных играх, перестать обращаться со своим мобильником, будто это твой лучший друг, и тогда, может быть, удастся воспринять нужную информацию.

– Подождите, отец Роман, – Марк опять сморщился в сомнении. – Я тут кое-что не понимаю. Если перестать всё это делать, то мы, что же, все сразу станем святыми? А как же люди, жившие тысячу лет назад, у них-то ведь не было всего, что вы тут перечислили, а? – Марк хитро посмотрел на священника.

– Эге… Молодец. У меня, разумеется, есть ответ на твой вопрос, но давай об этом поговорим с тобой в следующий раз, если ты, конечно, не против, – отец Роман развёл руки в стороны и неожиданно подмигнул Марку. А Марк только сейчас заметил, что свеча на столе давно погасла, а комната освещена обычной электрической лампочкой. Он судорожно взглянул на часы – времени до встречи с Кристиной оставалось совсем немного.

– Простите, отец Роман, но мне нужно бежать, – залепетал он, вскакивая со своего стула. – Давайте продолжим…

– Послезавтра, я думаю, – отец Роман пристально посмотрел на Марка. – Ничего мне не хочешь сказать? Или спросить?

Марк немного поколебался, но потом решился:

– Мне кажется, что вы не совсем православный священник. Тогда кто же вы?

– А вот об этом точно потом, в следующий раз, – махнул рукой отец Роман. – До послезавтра. И да хранит тебя Всевышний!.

«…Карусели, карусели… Раскрашенные лошадки, тигры, даже один удав попался. Всё вращается и бежит, всё течёт и изменяется… Да что же это за хрень такая, ну какие, на фиг, карусели! Ну откуда они взялись, и ведь лезут же в голову, создают сутолоку, совсем как рабочий народ на остановке в часы пик. И туман этот, сиреневый, как в песне той, куда-то там проплывает… Блин, опять клоун в фашистской каске. И опять карусели. Да что же это за Диснейленд-то шизофренический? Бред!»…

Кристина вынырнула из «лёгкости», как искатель жемчуга из океана – шумно, судорожно всхлипывая, отряхиваясь. Минут пять посидела, приходя в себя, потом вздохнула, очень витиевато выругалась и отправилась есть пирожные в свой любимый ресторанчик с древнеримско-средневековыми мотивами.

Третий день уже ничего не получается – поневоле задумаешься о своей состоятельности. Теперь Кристина начала каким-то краем понимать мужчин, у которых проявляются проблемы с потенцией. Сначала это кажется ерундой, потом начинает злить, а потом вызывает глубокую депрессию – как это так, раньше было легко и приятно, а сейчас – не выходит? Или не входит? Тьфу, пошлятина…

Нет, ну, в самом деле, надо что-то предпринимать, а то этак недолго и потерять веру в свои силы. Нет, может быть, если бы было точно ясно, что кто-то выставил преграду или поставил капкан, или ещё какие-нибудь действия предпринял, чтобы не допустить к сканированию состоявшихся событий, то она бы поняла – работает профи, спец. А значит, нужно либо отступить, чтобы не получить «по морде», либо сражаться. А здесь что? Как только Кристина брала в руки листовку, чтобы попытаться выйти на тех, кто её напечатал, у неё сразу же начиналась дрожь, возникала слабость, появлялось желание всё бросить и бежать. С этим она неизменно справлялась, затем, превозмогая себя, двигалась дальше и тут же проваливалась в какую-то манную кашу – густую и очень сладкую, в которой вязла и уже никуда не могла идти. В каше этой были одни и те же дурацкие видения: то клоуны с идиотскими атрибутами, то карусели с нелепо раскрашенными животными, вертящиеся под какие-то дебильно-слащавые мелодийки. И всё, более ничего, никаких подвижек…

Пирожное было вкусным, хрустяще-рассыпчатым, с умеренным количеством шоколада и какого-то нежного содержимого. И чай был ароматным, и обслуживание, как всегда, на высшем уровне. А, пёс с ними, с этими листовками и их сочинителями, и чего она, в самом деле, так распсиховалась тогда? Текст, конечно… да, текст… Больно уж неприятно как-то он пересекался с теми словами, которые послужили причиной ссоры с Учителем, что-то тут было не совсем хорошо. А, ладно, и это тоже пройдёт. Ведь обходилась же она пока без поддержки Учителя, наоборот, только обрастала магическими мышцами и зубами. Знаний ещё маловато, это да, но ведь не боги же горшки обжигают, ведь и Марина тоже когда-то училась. А значит и она, Кристина, тоже сможет, у неё явный талант, чего уж тут понапрасну скромничать…

Так-так, а ведь до встречи с Марком остаётся всего каких-то полтора часа, пора и выдвигаться потихоньку – ещё же надо по дороге к визажисту заскочить, «навести тень на плетень». Сегодня Кристина решила обойтись без эпатажа, прийти на встречу (прийти, пешком, из метро!) в образе, который, на первый взгляд, больше всего подходит скромной и стеснительной девушке-клерку, начинающей карьеру в солидном учреждении со строгими пуританскими традициями. Пусть Марк опять растеряется. Нельзя эксплуатировать один и тот же образ, нужно всё время меняться и при этом оставаться загадкой, иначе погасишь в мужчине весь азарт охотника. Марина чётко вложила это в матрицу поведения с мужчинами, и сейчас Кристина была ей безумно благодарна, хотя ущемлённая гордость и не позволяла ей в этом признаться. Мужчина, настоящий мужчина, – это охотник, ему интересно преследовать и завоёвывать, сражаться и побеждать. И он всегда ищет новые цели, старые, уже освоенные и побеждённые, ему неинтересны. Поэтому, если хочешь всегда вызывать у одного и того же мужчины повышенный интерес, – меняйся. Как в той песне: «Я – и мать, и я – ребёнок, я – святая, и я – стерва, я – охотник и я – жертва». Тогда нужный тебе охотник и сам не заметит, как превратится в прибитую к стене удивлённую голову с рогами. Женщины – это собирательницы, им нужны прочно прикреплённые к стене головы, пусть даже одна голова, лишь бы смотрела с обожанием да иногда взрыкивала, давая понять, что какие-то остатки звериной, до конца не укрощённой сущности в ней ещё остались. Вот тогда у нормальной женщины в отношениях с нормальным мужчиной будет идеальная гармония и всеобщее благоденствие.