Неневеста Кащеева - Галина Курдюмова Страница 45

– Спасибо хозяевам! – поблагодарил я, закончив еду. – Вы кто?

Молчание. Не хотите знакомиться, как хотите.

– А посуду кто будет мыть?

Тарелки поползли ко мне.

– Моя очередь? Ну хорошо.

Я занялся посудой, при этом трижды проливалась вода и ложки выпрыгивали из миски, словно кузнечики.

Несколько раз кто-то трогал меня сзади, а я, как Панас в детской игре, хватал руками воздух, так никого и не поймав. Невидимки явно заигрывали со мной, но разговаривать упорно не желали.

– Ну что ж, благодарю вас за гостеприимство, – кивнул я в сторону печи, сложив вымытую посуду. – Прощайте.

Дверь захлопнулась перед моим носом. Конечно, я мог бы легко открыть ее, но… Не хотят меня отпускать, значит, можно остаться, может, что-нибудь выяснится. Полтергейст довольно мирный, так, пошаливает понемногу. Почему бы не отдохнуть перед дорогой? Я лег на топчан, решив наблюдать за происходящим из-под прикрытых ресниц. Лежал, лежал. Вдруг что-то – бабах! – на меня свалилось. Вскочил, смотрю туда-сюда. Никого, только одеяло лежит. Кто-то заботливо пытался меня укрыть.

– Ну спасибо. – Я снова улегся, продолжив наблюдения.

Полтергейст делал то, что ему и полагалось. Время от времени передвигались отдельные предметы, открывались и закрывались двери. Временами слышалось тихое-тихое хихиканье. Я наблюдал, наблюдал, да и уснул.

Разбудил меня разговор. Я приоткрыл глаза. Самая обычная семья, похожи на людей. Хозяйка занимается ужином. Хозяин возится с детьми. Я чуть повернул голову, чтоб лучше рассмотреть, и тут же услышал детский голос:

– Мам! Пап! Он проснулся!

Пришлось подняться и выдержать внимание пяти пар любопытных глаз.

– Здравствуйте. – А что еще я должен говорить в такой ситуации. – Вы извините, что я без спросу зашел в ваш дом, ел вашу еду и спал на вашей постели. – Сам себе Машу из старой сказки о трех несчастных медведях напомнил. – Просто я усталый путник… А село пустое совершенно. У вас открыто было, я и зашел.

Старший из малышей, разинувший было рот, чтобы высказаться раньше родителей, получил от матери подзатыльник.

– Здравствуй, путник, – сказал мужчина с бочкообразным торсом и большими руками, типичный представитель работников ножа и топора, если бы не аккуратная стрижка и чисто выбритое лицо.

– Странник, – представился я, – меня все здесь так зовут.

– Рум, – протянул руку хозяин. – А это моя жена – Луга. И наши обормоты.

– Сил, – представился старший.

– Рума. А это Лик, – вытолкнула девочка младшенького.

Малыши застенчиво улыбались и прятались за юбку матери. Все были похожи друг на друга и на родителей: светлокожие, белобрысые. Обычная крестьянская семья. А мои глюки… это просто мои глюки.

– Хорошо, что вы смогли у нас подкрепиться и отдохнуть, – приветливо улыбаясь, сказала хозяйка.

– Было очень вкусно, спасибо. Только… – Говорить или не говорить? – …Здесь днем творилось что-то непонятное. Предметы сами двигались…

– А-а, так это же наши сорванцы, – махнула мать на детишек.

– Но никого не было видно!

– Так мы же тати.

– Кто?

– Тати. Мы днем, при свете солнца, невидимы. Вот малыши и расшалились.

Так вот почему я не мог их поймать! Самый старший мне не выше пояса.

– Идем ужинать, за столом поговорим.

Хозяйка быстро накрыла стол и продолжила рассказ:

– Наш народ очень давно жил в другом мире, в холодном, сумрачном краю. Нас оттесняли все дальше и дальше на север воинственные племена. В конце концов мы обнаружили проход сюда и ушли. Здесь были свободные земли, на которых мы смогли поселиться и заняться земледелием. Проход за нами закрылся, говорят, его закрыли великие альвы, поэтому враги нас не нашли, а местные нас тоже не трогают, мы народ миролюбивый, а места здесь для всех хватает. Но нашим предкам было трудно приспособиться к такому яркому и жаркому солнцу. Тати могли выходить лишь ночью, а работать в поле можно только при солнечном свете. Некоторые погибли, а остальные обрели способность становиться прозрачными. Наши тела пропускают солнечный свет, и он нам больше не вредит.

– А я-то думал, куда все подевались!

Да, велика человеческая способность к адаптации.

– Днем остаются в селе только дети. И мы им строго-настрого приказываем двери не открывать, – погрозила мать пальцем малышам. – Нет, вы ничего такого не подумайте. Это очень хорошо, что вы смогли зайти, но ведь может забрести какой-нибудь зверь. Вон ночами кто-то поля топчет, урожай портит.

– Да это, наверное, птица такая огромная, черная! – воскликнул я, вспомнив, как она приносила на остров овощи, правда, ночью она не летала…

– Нет, – возразил Рум. – Я знаю, о ком ты говоришь. Рух – священная птица, мы ей каждый день приносим подношения в определенное место. А этого никто до сих пор даже не видел, хотя подстеречь многие ходили. Все засыпают…

– А давайте я схожу посторожу, я ведь днем уже выспался…

Хозяева страшно обрадовались. А я неожиданно оказался в роли Иванушки-дурачка, готовящего облаву на «то, не знаю что». И кто меня за язык тянул? Лег бы сейчас спокойненько спать, лишний сон никогда не помешает. Это я от Неневесты заразился способностью вляпываться во все подряд, давно подозревал, что это заразно и чревато последствиями. Хотя надо же отблагодарить татей за гостеприимство. Что мне какой-то там зверь? Кащей я, в конце концов, или не Кашей? Быстренько схожу, поймаю паскудника, еще успею и парочку снов посмотреть до восхода.

Приняв решение, я бодро отправился на ночное дежурство.

А вы знаете, как скучно одному бродить всю ночь? Пробовали? Попробуйте. То, что я поспал днем, практически ничем мне не помогло. Нет, я бы вполне сносно держался, если бы это была ночь с Василисой Прекрасной – с ее страстностью и ненасытностью и мертвый из гроба поднимется. Нормалек был бы, кабы предстояла дружеская попойка хоть до самого рассвета. Но это «гордое одиночество»… Этот необоснованный героизм. Чего ради?

Глаза предательски слипались, рот разрывала зевота. Полночи я мужественно мерил шагами поле, а потом решил присесть всего на одну минуточку…

В общем, две ночи у меня получалось так, как у старших братьев Иванушки. Просыпал я появление ночного гостя, просыпал. Как простой смертный. По утрам, будя меня, тати сочувственно кивали головами: мол, и у них так же получается, вернее, так же не получается выследить неведомого зверя, намекали, что я им в принципе ничего не должен. Но меня самого уже задело за живое. Стыдно стало перед самим собой, носящим гордое имя Кащея. Да и хозяева, чего доброго, решат, что я специально волыню, чтобы пожить у них подольше. На третью ночь я был полон решимости не смыкать глаз до самого утра. Не смыкать. Я сказал: не смыкать!