Сезон штормов - Роберт Линн Асприн Страница 46

— Тебе было бы неплохо найти союзника.

— Никто из тех, кто сотворил убийственную мглу, не уйдет от ответственности, — возразил Темпус, хрустя пальцами.

— Колдовство все еще вызывает у тебя ненависть? Думаю, ты не останешься в стороне в назревающем конфликте.

— Я не меняю принципов.

— О! И в чем же они состоят?

— Единственная вещь беспокоит меня в эти дни, — не ответил Темпус.

— Какая?

— Проникновение в мир чуждых магических сил.

— Увидим, как это отразится на тебе, когда ты останешься без своего бога.

— Ты боишься меня, Эш? Я никогда не давал тебе для этого оснований, никогда не соперничал с тобой за твое место.

— Кому ты хочешь пустить пыль в глаза, Риддлер? Я что, мальчик? Твои способности и опасные наклонности говорят сами за себя. Я не сделаю дополнительных уступок…

Верховая езда среди дня с владыкой грез по Санктуарию принесла Нико облегчение после напряженного разговора за обеденным столом у его командира. То, что Ашкелон отпустил его перед зданием гильдии магов с высокими стенами на улице Аркана, было весьма неожиданным — он не смел надеяться на это, но энтелехия седьмой сферы приказал Никодемусу вернуться к этим воротам до захода солнца. Нико без сожаления наблюдал, как его лучший конь исчез за воротами. Возможно, он никогда больше не увидит ни этого коня, ни его всадника.

Нико приводило в отчаяние полученное им задание. Пока Ашкелон был поглощен прощанием с необычной женщиной, Темпус тихонько приказал Нико предупредить наемников о соблюдении комендантского часа, но по возможности не мешать празднествам гильдии магов в этот вечер и найти возможность пробраться в «Распутный единорог» — таверну с крайне скверной репутацией в скверном районе этого скверного городка.

Нико никогда не был в «Распутном единороге», хотя проезжал мимо множество раз во время вылазок в Лабиринт. Таверны беднейшей части города, такие, как «Держи пиво» на стыке Парка Неверных Дорог и Губернаторской Аллеи и «Золотой оазис» за пределами Лабиринта, нравились ему больше, и он, чтобы подкрепиться, предпочитал останавливаться в них. В «Держи пиво» ему удалось предупредить отца знакомой девочки, чтобы его семья в этот вечер не выходила из дома, дабы не попасть под воздействие смертельной мглы, если она вдруг появится вновь.

В «Оазисе» он нашел одного из членов Священного Союза и капитана Уэлгрина, поглощенных игрой в кости, ставкой в которой был кинжал с необычным лезвием (хороший приз, ведь это была «волшебная сталь», как заявил капитан: металл, который до того существовал лишь в легендах), и передал свое сообщение обоим, чтобы оно дошло до дворца и гарнизона.

В Лабиринте ему показалось, что судьба изменила ему: вдруг улетучилось его чувство направления. Серпантин должен был быть прямо на юг — юго-запад, но, похоже, энтелехия Ашкелон не заворожил его! Он крепко сидел в седле под словно мыльным, покрытым пеной небом. Все было необычно: солнца нигде не было видно, а путь до набережной показался вдвое длиннее.

Склады в гавани, где случай лишил жизни его напарника, появились внезапно; их обуглившиеся стены казались неясными тенями в белом тумане, настолько плотном, что Нико едва видел, как его лошадь поводит ушами. Собираясь капельками, туман становился жирным и зловонным, и пальцы скользили по намокшим поводьям. Холод проникал в самую душу. Нико пребывал в состоянии легкого транса, очищающего ум, и его тело двигалось синхронно с лошадью, а его дыхание смешивалось с гулкими ударами копыт, успокаивая душу.

В этом состоянии он чувствовал присутствие людей за дверями домов, обрывки их разговоров и дум, которые вытекали за пределы безликих кирпичных фасадов из внутренних двориков и иссохших сердец. Иногда на нем задерживались взгляды, он знал это, чувствуя возмущение ауры, словно от роя возбужденных пчел. Когда его лошадь с недовольным фырканьем остановилась на перекрестке, он почуял настойчивое внимание к себе. Кто-то знал его лучше, чем случайный уличный прохожий, бдительно повернувшийся при виде наемника, едущего верхом по Лабиринту, или шлюх, которые наполовину скрывались в дверных проемах, разочарованные и потерявшие к нему интерес. Будучи дезориентированным, он произвольно выбрал левое ответвление от дороги в надежде увидеть картину шествия, которое должно было предположительно следовать в этом направлении, или хотя бы какой-нибудь приметный знак, который укажет ему нужное направление. Он не знал Лабиринт настолько хорошо, как ему следовало бы, и его обостренное медитацией периферийное восприятие могло лишь сказать ему, насколько близко находятся ближайшие стены и немного о том, кто скрывается за ними: он был не адептом, а лишь тренированным бойцом. Нико узнал человека и стряхнул с себя страх и дурные предчувствия, ожидая встречи. Он надеялся, что вор по имени Ганс сам объявит о своем присутствии. Ведь если бы Нико позвал вора, Ганс, несомненно, растаял бы в аллеях, которые он знал лучше, чем кто бы то ни было, а тем более укрывшийся в них Нико, который чувствовал себя совсем потерявшимся среди лачуг.

Он умел ждать, научившись терпению, ожидая богов для раз говора на продуваемых ветром обрывах, когда волны прилива лизали носки его сапог. Через некоторое время Нико начал различать куполообразные палатки, слез с лошади и повел ее среди разбитых ящиков и сгнивших фруктов на окраине базара.

— Стеле! — Ганс назвал его боевым именем и спрыгнул беззвучно, как призрак, с закрытого балкона прямо перед ним. Испуганная лошадь Нико отпрянула назад, ударив задними копытами по ящикам и стене палатки, чем вызвала вспышку гнева, пришедшего в ярость ее владельца. Темный трущобный ястреб неподвижно ждал, пока закончится перепалка, его глаза сверкали от невысказанных слов ярче, чем любой из ножей, что он носил, победоносная улыбка перетекла в его обычную надменность, пока он складывал фиги из пальцев.

— Я был там в то утро, — услышал Нико, нагнувшись над левым задним копытом лошади и проверяя, не попали ли щепки в подкову. — Слышал, что твой отряд потерял человека, но не знаю, кого. Таинственная погода стояла в эти дни. Ты знаешь что-нибудь, что следовало бы знать мне?

— Возможно. — Нико отпустил копыто, смахнул щеткой пыль с боков лошади и выпрямился. — Когда я бродил по глухим улочкам приморского городка — не помню его названия — со стрелой в кишках и не решался обратиться к хирургу за помощью, стояла погода, подобная этой. Человек, который приютил меня, сказал, чтобы я не выходил на улицу до тех пор, пока не установится ясная погода. Серая мгла — порождение метаний душ мертвых адептов на их пути в чистилище. Передай это своим друзьям, если они есть у тебя. Это честный обмен? — Он подобрал поводья и ухватился за гриву, чтобы вскочить на лошадь, когда увидел движение пальцев Ганса — «заметано». Вор в ответ обещал показать ему нужное направление. Некоторое время они ехали в молчании, потом Шедоуспан спросил:

— Что происходит? Я был в казармах. Никогда еще я не видел Темпуса испуганным, но он явно боялся этой девочки, что была в его комнате. Он с раздражением велел мне поставить ,свою лошадь в конюшню и проваливать. — Шедоуспан внезапно умолк, показав, что не хочет продолжать, и пнул ногой дыню, лежавшую на дороге, которая раскололась, явив кишевших внутри личинок мух.