Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни - Сьюзен И Страница 46

Раффи стоит у двери, глядя на альбиноса, который настороженно смотрит на него в зеркало над раковиной.

— Привет, Иосия, — говорит Раффи.

Кровавые глаза Иосии суживаются, пристально глядя на Раффи, и тотчас же потрясенно расширяются. Он поворачивается кругом. Недоверие в нем борется с замешательством, радостью и тревогой. Я понятия не имела, как можно одновременно испытывать подобные чувства, а тем более как они могут одновременно отображаться на его лице.

Выражение лица Иосии вновь становится бесстрастным. Похоже, для этого ему потребовалось немало усилий.

— Мы знакомы? — спрашивает он.

— Это я, Иосия, — говорит Раффи, шагая к нему.

Иосия пятится вдоль мраморной стойки.

— Нет... — Он качает головой, хотя его выдает взгляд. — Вряд ли я тебя знаю.

Раффи озадаченно смотрит на него:

— В чем дело, Иосия? Понимаю, прошло немало времени...

— Немало времени? — Иосия издает короткий смешок, продолжая пятиться от Раффи как от зачумленного. — Угу, можно и так сказать. — Его белые губы изгибаются в натянутой улыбке. — Немало времени... и впрямь смешно, угу.

Раффи не сводит с него взгляда, склонив голову набок.

— Послушай, — говорит Иосия, — мне нужно идти. Только... не ходи за мной, ладно? Пожалуйста. Я не могу позволить, чтобы меня видели с... чужаками.

Он судорожно вздыхает и решительно шагает к двери.

Раффи останавливает его, упираясь ладонью в грудь:

— Мы перестали быть чужаками с тех пор, как я вытащил тебя из рабства и сделал солдатом.

Альбинос ежится от прикосновения Раффи, словно от ожога.

— Это было в другой жизни, в другом мире. — Снова судорожно вздохнув, он понижает голос до едва слышимого шепота. — Тебе не следует оставаться здесь. Это слишком опасно.

— В самом деле? — скучающим тоном спрашивает Раффи.

Иосия поворачивается и возвращается к умывальникам.

— Многое изменилось. Все стало намного сложнее.

Хотя голос Иосии звучит уже спокойнее, я замечаю, что он пытается держаться как можно дальше от Раффи.

— Настолько сложнее, что мне подобные обо мне позабыли?

Иосия заходит в кабинку и спускает воду.

— О нет, никто о тебе не забыл. — (Я едва могу разобрать его слова в шуме воды, так что за пределами туалета наверняка вообще ничего не слышно.) — Как раз напротив. О тебе в обители только и говорят. — Он переходит в другую кабинку и снова спускает воду. — Практически идет кампания против Рафаила.

Рафаила? Он имеет в виду Раффи?

— Почему? Кого это волнует?

Альбинос пожимает плечами:

— Я всего лишь солдат. Махинации архангелов выше моего понимания. Но если хорошенько подумать... После того как застрелили Гавриила...

— ...наступил вакуум власти. Кто стал Посланником?

Иосия смывает воду еще в одной кабинке.

— Никто. Ситуация тупиковая. Мы бы все согласились, чтобы это был Михаил, но он не хочет. Ему нравится быть генералом, и он не оставит военную службу. Уриил, с другой стороны, так стремится получить поддержку большинства, что готов собственноручно расчесывать нам перья.

— Понятно, для чего эта бесконечная вечеринка и женщины. Он идет по опасному пути.

— Тем временем никто из нас не понимает, что, во имя Господа, вообще происходит и зачем, черт побери, мы здесь. Как обычно, Гавриил ничего нам не сказал. Сам знаешь, как он любил театральные эффекты. От него нельзя было ничего добиться, кроме самого необходимого, да и то считалось за счастье, если он не говорил сплошными загадками.

Раффи кивает:

— И что же мешает Ури получить поддержку, которая ему так необходима?

Альбинос включает слив в очередной кабинке и, несмотря на шум воды, лишь показывает на Раффи и шевелит губами:

— Ты.

Раффи приподнимает брови.

— Именно, — говорит Иосия. — Кое-кому не нравится мысль о том, что Уриил может стать Посланником, поскольку у него чересчур близкие связи с преисподней. Он постоянно твердит, что посещение Бездны — часть его работы, но кто знает, что там на самом деле происходит? Понимаешь, о чем я?

Иосия возвращается в первую кабинку, и туалет снова наполняется шумом спускаемой воды.

— Но самая большая проблема для Уриила — это твои парни. Все они тупоголовые и упрямые, а то, что ты их бросил, настолько их разозлило, что они готовы тебя на куски разорвать, но не позволят это сделать кому-то постороннему. Они говорят, что на пост Посланника должны претендовать все оставшиеся в живых архангелы, включая тебя. Уриилу не удалось их переубедить. Пока.

— Их?

Иосия закрывает кроваво-красные глаза:

— Ты сам знаешь, что я не вправе настаивать, Рафаил. Никогда не был вправе и никогда не буду. Мне еще повезет, если потом не придется мыть за ними посуду. Собственно, я едва удерживаюсь в их компании, — обреченно бросает он.

— Что они говорят про меня?

Голос Иосии смягчается, словно ему не хочется сообщать столь дурные вести.

— Что никто из ангелов не способен так долго продержаться в одиночку. И если ты до сих пор к нам не вернулся, это может лишь означать, что ты мертв. Или перешел на другую сторону.

— То есть стал падшим? — спрашивает Раффи.

На скулах у него проступают желваки.

— Ходят слухи, что ты совершил тот же грех, что и Хранители. Не вернулся, потому что тебе этого не позволили. Хитроумно избежал унижения и вечных мук, сочинив историю про то, как избавил своих Хранителей от необходимости охотиться на собственных детей. А все нефилимы, которыми кишит земля, — доказательство того, что ты никогда даже не пытался этого делать.

— Какие еще нефилимы?

— Ты что, серьезно? — Иосия смотрит на Раффи словно на сумасшедшего. — Они повсюду. Люди боятся ночью выйти на улицу. Любой слуга расскажет кучу историй о том, как видел полусъеденные трупы или как на их группу напали нефилимы.

Раффи моргает, словно пытаясь осознать услышанное от Иосии:

— Это не нефилимы. Они нисколько не похожи на нефилимов.

— Они ведут себя как нефилимы. Они едят как нефилимы. Они терроризируют всех, как нефилимы. Ты и Хранители — единственные из живущих, кто знает, как они должны выглядеть. А ваши свидетельства не очень-то заслуживают доверия.

— Я видел этих тварей, и они не нефилимы.

— Кем бы они ни были, клянусь, вам было бы куда проще истребить их всех до последнего, чем убеждать массы, что они не те, кем кажутся. Поскольку кем же еще они могут быть?