Хвак - О'Санчес Страница 46

– Ы-ы… Джогу все знают, ты бы уже меня порвал, будь ты в силе… А ты не смог… Ы-ы… Еда. Джога – еда… Я тебя съем, Джога и поглощу остатки мощи твоей и стану еще сильнее, потому что ты был сильномогучим демоном, а в этом человеческом теле много мяса и жира. Съем.

– Повелитель, позволь!!! – заорал Джога, и на этот раз от его крика посыпались со скалы уже не мелкие камешки, размером едва ли не с пыль, но увесистые каменюги в половину локтя шириною. – Не пяться, повелитель, но развяжи мои силы хотя бы на несколько мгновений! Я порву… я разорву… я разотру эту каменную слякоть на семьсот тридцать четыре тысячи вонючих камихаевых ошметков! Молю тебя, повелитель!!!

– Ы-ы-хы-ы… Боги, видать, низвергли тебя, отняли могущество. Съем. Хочу съесть Джогу! Вкусно мне будет!

– Прочь, прочь, тварюга!!! Повелитель, умоляю, дозволь!..

Хвак перестал пятиться перед отвратительным демоном и упрямо помотал головой. Пальцы сами нащупали секиру на поясе, Хвак вспомнил прием, который показал ему Снег: секира с хищным ликованием разрубила воздух и впилась в Камихая, поперек его живота. Удар был точен и очень силен, однако это была всего лишь простая человеческая секира, выкованная без должного мастерства и укрепляющих заклятий: ее лезвие, прежде чем разлететься на куски, успело отсечь или отщепить от Камихая изрядный ломоть его мясной плоти, более напоминающий видом темно-серый, весь слизявый, и, вдобавок, предельно вонючий булыжник. Камихай пошатнулся и замер, озадаченный отпором с неожиданной стороны, а Хвак остался совершенно безоружен, если не считать узкого ножа за голенищем. Но что этот нож – таким и кабана толком не зарежешь… разве что с десятого пырка… А тут этот… Камихай…

Видимо, крики очумевшего от бешенства Джоги пробудили в Хваке спящие до поры позывы и намерения, вызвали из самых глубин человеческого естества первобытное желание грызть, топтать, терзать, убивать… Эти желания подхлестнул и демон Камихай, стоящий здесь же, перед Хваком, громадный, тупой, голодный, во всей своей беспощадной отвратительности… Хвак заорал – на этот раз это был его собственный крик, пусть не такой громкий и не столь пронзительный, но – свой, а не Джоги. Хвак не понимал – что-то связное он проорал, или просто выпустил боевой гнев впереди себя, подобно тому, как охотники, прежде чем броситься на крупную добычу с мечами и рогатинами, науськивают на нее охотничьих горулей. Хвак крикнул, почти не помня себя, подскочил к Камихаю и со всей своей силы ударил голым кулаком, целясь в рану, в то место, откуда выпали обломки секирного лезвия. Кулак обдало жаром и тут же болью, резкой, пронзительной… но терпимой. Хвак бил не просто так, наобум, как привык на пашне среди быков, но по-новому, почти тем же приемом, что он у Снега перенял: надо только, чтобы все в лад было, чтобы ноги, туловище, рука – все они вместе, друг другу помогая, тогда получится быстро и сильно. Хвак ударил, а сам пригнулся вперед – могучие каменные лапы сомкнулись с громким стуком над его головой… и оставили Хвака невредимым.

И… Камихай пошатнулся от этого удара, смолк, словно подавившись своим противным булькающим хыканием… Хвак выпрямился и ударил с левой, все в то же место, и опять нырнул под щелчок лапами, и опять успел.

Сильная боль налипла на обе руки, но пальцы, ладони, кисти – все они слушались Хвака, сжимались, шевелились, целились. Следующие два удара Хвак нанес, стараясь делать это как можно быстрее, левой рукою прямо в слюнявую рожу Камихая, чуть пониже широченного рта… На этот раз Камихай словно бы задумался, застыв на месте, и даже не попытался ударить в ответ, а немного погодя и вовсе повалился навзничь. Но до этого радостного мига Хвак успел развернуться и со всей своей, что в нем было мощи, хрястнуть по Камихаевой морде справа!

– Топчи, топчи его, повелитель, рви! Терзай, дави – иначе он скоро очухается!

– Так как его давить, Джога? Он считай что каменный! И телом больше меня – как я его раздавлю?

– Тогда сунь кулаком в то же место, что я тебе подсказал, в рану – там хлипко, прорвешься рукою в его внутреннюю плоть. Поведешь десницей направо же, нащупаешь горячее – и сжимай. И конец Камихаю. Противно, я тебя понимаю, зато действенно. Жми сильнее, там довольно твердо, повелитель, но с твоими великолепными граблями явно все получится в нужном виде! Давай же, повелитель, не мешкай! Горячее – чтобы на куски распалось!

Хвак послушно наклонился над распростертым Камихаем и, уже не думая от саднящей боли в суставах, опять пырнул кулаком в пробитое место… Все было так, как Джога подсказал: стоило лишь пошарить правее и в кулаке оказался гладкий горячий булыжник. Твердый, но поддается, если нажать.

Камихай издал нечто вроде стона, не в силах, видимо, шевельнуть ни единой лапой.

– Пощади меня, Джога! Пощади меня, великий Джога! Пощади меня, о, великий демон пустоты и огня… Пощади…

– Заладил одно и тоже! Дави, повелитель, даже не сомневайся. Ишь, сожрать он Джогу хотел! И тебя заодно, повелитель, тебя тоже, не только меня… Кроши его в пустоту!

Хвак вместо ответа вынул руку из Камихаевой груди и выпрямился.

– Пусть живет.

– Что-о-о??? Повелитель, да ты никак рехнулся! Давай, дави его, как он тебя до этого! Или лучше пусти – я сам… Уй-ёй-ёй-ёёёййй, как я этого хочу! Ы-ых, как говорил один подлючий демонок! Ну разреши мне, повелитель, изничтожить это… эту… этого…

– Нет, я сказал. Эй… Слышь, Камихай! Живи, если сможешь. Слышишь меня, Камихай?

– Слышу, о великий! Пусть все будет, как скажешь!..

– Повелитель, а, повелитель! Вот умора: он думает, что со мною разговаривает!

– Теперь нет, о великий демон Джога. Ты не утратил силу, вижу это, но я разговариваю с тем, кто повелевает тобою. Его рука была во мне и я разобрал обе ваших сущности. Великий обещал отпустить меня, не ты.

У Хвака от этих слов рот разъехался до ушей и он сам чем-то стал похож на поверженного демона, разве что размерами поменьше и на человека гораздо больше похож. Если в нем и были какие-то колебания насчет судьбы Камихая, то теперь они исчезли бесследно.

– Понял, Джога? Вот тебе и умора. Беги отсюда, Камихай! Погоди, а до того покажи место, где эта… ну… секира Варамана лежит.

– Слушаюсь, о великий.

Но тут взвыл Джога, весь в ревнивой злобе, воззвал ко Хваку отчаянно:

– Повелитель! Ну нет! Ну ни за что! Подарил этому вонючему жизнь – пусть подавится, но дорогу я сам покажу! Еще не хватало, чтобы каменный мешок с каменным дерьмом у нас под ногами путался! Брысь отсюда, пошел! Повелитель, прогони его!

Хвак подумал немного и кивнул.

– Хорошо. Камихай, ступай прочь, и чтобы отныне мне тебя не слышно и не видно! А ты, Джога, дорогу показывай. Смотри мне, хвастун, если заблудишься!

– Не заблужусь, не бойся. Ох, и смердит от тебя, повелитель! Давай почищу!

– Верно, вонища. Нет, сам отряхнусь, да и вообще – дождь смоет, пока идем. Э, э!.. А где дождь?