Судья Королевского дома - Инна Сударева Страница 46

Марк подвел ему своего скакуна, придержал стремя.

— Если позволите, сэр, я сяду сзади, — сказал он.

— Я в состоянии держаться в седле самостоятельно! — огрызнулся Фредерик и дал коню шпоры.

В Королевском дворце он без промедления отправился в свои покои. Шагал по коридорам быстро, чтобы вновь не пошатнуться. Элиас и Линар едва поспевали за ним. Капитана и Марка он отослал следить за построением укреплений у городских стен.

Его встретил Манф, который открыл было рот для приветствия, но так ничего и не сказал, уставившись на Фредерика тем же непонятным взглядом.

— Да что с вами такое, — сердито буркнул молодой человек, но тут увидел свое отражение в высоком зеркале и все понял.

Выглядел он, конечно, так, как выглядит не спавший примерно шесть дней, скакавший все это время на лошади, мало евший и пивший, то есть ужасно: небритый с темными кругами под красными глазами, с посеревшим исхудавшим лицом. Но было еще кое-что. В его коротких взъерошенных темных волосах была щедрая проседь. И сам себе теперь Фредерик казался постаревшим лет на двадцать. Теперь он понял, почему взвыли крестьянки, когда он вышел с мертвыми детьми из сгоревшего дома, почему Линар и остальные так смотрели... Его вновь повело в сторону, и Манф вовремя обхватил Короля рукой за плечи.

— Вам нужно умыться и поесть, сэр.

Фредерик мотнул поседевшей головой:

— Постель, Манф, вот что мне нужнее.

Камердинер без лишних слов провел его в спальню, уложил на кровать прямо в одежде.

Как только голова Фредерика коснулась прохладной шелковой подушки, он тут же провалился в тяжелый беспробудный сон.

Манф же аккуратно расстегнул ему пояс, развязал шнурки куртки и рубашки, открыв горло и грудь, снял боевые браслеты и арбалеты с рук, потом достал свой тонкий кинжал. Линар, вошедший в спальню, стал свидетелем того, как Манф невозмутимо распорол сапоги Короля и таким образом снял их. Дыхание Фредерика тем временем стало ровнее, нахмуренный лоб разгладился, и лицо посветлело.

— Элиас говорит: он пять дней как в седле, без сна и отдыха, — заметил доктор.

— Поседел он явно не от этого, — буркнул Манф.

Линар пощупал пульс у спящего, приложил ухо его груди.

— Сердце колотится, что заячий хвост, — пробормотал он. — Удивительно, что оно вообще столько выдержало... Не отходите от постели, Манф, следите за его дыханием. Король крайне истощен как телом, так и духом.

Камердинер кивнул. Линар вышел в гостиную и »смотрелся в поисках Элиаса — тот как сквозь землю провалился. Негромкое посапывание указало на его местонахождение — юноша спал, откинувшись в кресле у камина. «Тоже умаялся», — подумал доктор, подойдя и щупая его лоб. Гвардеец выглядел не в пример лучше Фредерика: румяный, глубоко и спокойно дышавший.

— Тут мне волноваться нечего, — буркнул Линар.

Лодочник помог Коре уложить и увязать вещи на небольшие санки, принял из ее рук монеты, хитро глянул и сказал:

— Могу перевести обратно. Вас там вроде дожидаются, — и он указал на другой берег Лилины, где мигал огонек костра.

Девушка покачала головой. Лодочник продолжил:

— Эх, дама, когда мужчина кидается за вами в ледяную воду, это что-нибудь да значит.

— Я тебя нанимала для того, чтоб переплыть реку, а не за тем, чтоб слушать твои уговоры, — оборвала она его. — Скажи лучше, где тут поблизости деревня.

— Пройдете немного вниз по течению, наткнетесь на тропу, что ведет в лес. По ней до деревни и дойдете. Вот вам снегоступы — сугробы нынче богато наметало... Может, все-таки чего передать на тот берег?

Кора лишь нахмурилась, и перевозчик, пожав плечами, толкнул свою лодку от берега, запрыгнул в нее и сел на весла. Девушка же плотнее замотала шарф на лице и шее, оставив открытыми лишь глаза, нацепила на ноги снегоступы, впряглась в санки и потопала вдоль реки вниз по течению.

Как и говорил лодочник, скоро ее путь пересекла хорошо утоптанная тропинка. Видимо, по ней часто ходили к реке. Дорожка через каких-то полчаса привела Кору к небольшой деревушке за покосившимся частоколом.

— Отлично, — сказала девушка сама себе. — Каким бы захудалым ни было это селение, за звонкую монету я найду здесь все, что мне нужно.

А денег она взяла с собой предостаточно. Тем более что вчера еще и своего коня продала — переправить его через Лилину было невозможно. Теперь в этой деревушке она планировала переночевать, приобрести какую-никакую лошадь и ехать дальше...

«Дальше, — думала она, уже сидя у печки в доме местного старосты. — Что дальше? Куда мне деваться?»

Хозяйка бегала от печи к столу, выставляя на него разную деревенскую снедь: яичницу, кашу в горшке, пузырящиеся шкварки на огромной сковородке. Из подполья выудила два оплетенных кувшина с вином.

— Далеко ль до Брокии? — спросила Кора старосту, что деловито набивал табачком свою вишневую трубку.

— День пути, если пешком. Верхом, конечно, быстрее.

— А лошадь у кого купить можно?

— У меня и можно. — Староста улыбнулся в густую пшеничную бороду — день обещал быть удачным.

Кора приуныла, когда хозяин показал ей ее будущего скакуна: мохнатую низкорослую темно-коричневую лошадку-толстушку. Звали ее Пава.

— Она бегать хоть умеет? — поинтересовалась девушка.

— Не так быстро, как длинноногие знатные скакуны, но зато она неутомима, — нахваливал староста, похлопывая Паву по широкому крупу. — А смирная какая! Просто ангел, а не лошадь.

То, что смирная, он не врал — Пава меланхолично сжевала свой овес и ухом не вела. За неимением ничего другого Кора, тяжко вздохнув, заплатила за мохноногую лошадку три золотых. Цена была назначена довольно высокая, но выбора не было. Либо Пава — либо топать пешком до границы, а там неизвестно, удастся ли купить коня.

Хозяйка позвала их ужинать. Кроме нее, ее мужа Коры за стол сели и дети хозяев: двое старших сыновей (рослые парни восемнадцати и пятнадцати лет) и две младших девочки (десяти и восьми лет), все были румяными, белесыми и широколицыми — старосту. Семейство выглядело счастливым. Младшая с тугими косичками и круглыми голубыми глазами, видимо, являлась любимицей отца. Он усадил девочку к себе на колени и подкладывал лучшие куски на ее тарелку. Кора невольно вспомнила своего отца, и ей взгрустнулось.

— Ешьте, ешьте, — приговаривала хозяйка. — Постелим вам на печке — там тепло и сенник мягкий. А утром после завтрака и ехать дальше можно.

Кора согласно закивала. Ей было приятно, что ей уделяют столько внимания, хоть она и заплатила за это деньги.

Лежа вечером на мягком душистом сеннике и слыша, как посапывают хозяйские дети, которым постелили на полу, она вдруг остро почувствовала, насколько одинока. Будет ли у нее когда-нибудь уютный и просторный дом? И муж, и дети...