Отравленный трон - Селин Кирнан Страница 47

— С мастером все будет лучше не придумаешь, — ответил Лоркан уже успокаивающим, мягким тоном. — Это Паскаль Хьюэтт, он хороший человек. И мой отец, и я много с ним работали. Он талантливый, знающий и всегда в курсе всего нового. К тому же он учтив. Обещаю тебе, как только ты покажешь, что справляешься с ситуацией, он всех подмастерьев построит.

Винтер стиснула руки и глубоко вздохнула:

— Чертовы подмастерья!

Углы рта Лоркана дрогнули, и в глазах промелькнула насмешливая искорка. Он ответил:

— Да уж, они любого достанут.

Винтер взглянула на него сухо.

— Ну же, перестань, — попросила она.

— Ты можешь, малышка. — Он кивнул, торжественно глядя на нее. — Ты сумеешь. И это всего на один день. Я буду с тобой завтра.

Винтер взглянула на его бледные губы и усталое лицо и неуверенно кивнула.

— Я знаю, папа.

— Ну так ступай.

Она глубоко вздохнула, разжала руки, выпрямила спину и вышла.

Когда Винтер покинула свои покои, у двери Рази шла бурная деятельность, она притворилась, что копается в поясной сумочке, но сама краем глаза наблюдала за происходящим.

Портной доставил целую кипу аккуратно сложенных пурпурных мантий. Рази принял их, как корзину гадюк. Он кивнул, отпуская портного, и проводил его взглядом, сжав челюсти, с грудой плащей под мышкой. Мимо него в коридор выходил пар от ванны Кристофера, так что Рази выглядел, как поджарый бог, спускающийся через облака.

Рядом ожидал паж, он кашлянул так, что Рази обратил на него взгляд своих опухших глаз.

— Его Величество добрый король Джонатон желает напомнить Вашему Высочеству, что вашего присутствия ожидают в палате совета во второй половине восьмой четверти.

— Скажи Его Величеству, что у меня есть другие дела.

Паж, казалось, такого ответа и ожидал и передал записку с личной печатью Джонатона. Челюсть Рази дернулась, он перехватил поудобнее тяжелые плащи, взял записку и одной рукой сломал восковую печать и разорвал конверт. Он быстро прочел письмо, после чего дыхание его участилось, а лицо покраснело.

Паж не мигая глядел на стену, пока Рази стиснул зубы, пытаясь сдержать свою ярость. Наконец он выдавил из себя короткое «Я приду».

Паж с облегчением поклонился и поспешил прочь.

Винтер перестала возиться с сумочкой и как ни в чем не бывало вышла вперед.

— Ваше Высочество, — проговорила она официальным тоном, но мягко.

Рази вскинул на нее глаза, и она увидела, что он едва может сдержать свои эмоции.

— Как поживаете? — спросила она беззаботным тоном, но взглядом сказала больше.

Он протянул ей письмо, которое оказалось очень коротким. Элегантным почерком Джонатона было написано только: «Главный инквизитор требует, чтобы вольноотпущенник Кристофер Гаррон из Хадрии оставался в его распоряжении для дальнейших бесед». Подписано было «Джонатон Кингссон III».

Винтер аккуратно сложила письмо и заглянула другу в лицо. Из покоев Рази доносился тихий плеск. Испорченная одежда Кристофера кучей лежала у их ног, запах от нее шел тошнотворный, несмотря на наполнивший воздух аромат лекарственных снадобий.

Винтер с трудом сглотнула. Хотя Рази смотрел прямо, он ее, похоже, вовсе не видел — юноша как будто погрузился в какой-то свой неведомый внутренний мир, населенный хищниками и затененный ужасами, видными лишь ему. Он прижал плащи к груди, сминая тщательно выглаженную парчу и бархатные воротники.

Винтер положила письмо на плащи.

— Ты их сомнешь, — сказала она и мягко протянула руку, чтобы разжать хватку, которой он вцепился в драгоценную ткань. Тогда Рази обратил свой взгляд на нее. Не обращая внимания на стражу, она не отпускала его руки и смотрела прямо ему в лицо с безоглядной, открытой улыбкой, полной привязанности.

Рази тяжело выдохнул и грустно улыбнулся в ответ, сжав ее пальцы. Он хотел что-то сказать, но нахмурился. Он вдруг опустил взгляд на ее руку. Глянул через плечо на наблюдающего за ними стражника. Посмотрел ей в лицо. А затем вдруг огляделся по сторонам во вполне оживленном холле и убрал руку.

Письмо задрожало и слетело с плащей на пол, Винтер наклонилась поднять его и положить обратно на папку. Когда она вновь взглянула на Рази, выражение его лица совершенно изменилось.

Глаза были полузакрыты, взгляд холодный. Он стоял очень прямо, с отчужденным видом.

— Этому надо положить конец, — твердо сказал он.

Винтер не поняла, что он имеет в виду.

— Увидимся вечером, — сказала она.

— Нет, — ответил он и отступил назад, кладя ладонь на ручку двери. — Я буду занят. — И он захлопнул дверь прямо у нее перед носом, даже не оглянувшись.

Она стояла перед дверью довольно долго, глядя на ее темные деревянные панели. Последние слова Рази льдинкой кольнули у нее в груди. Из комнаты не доносилось ни звука — полная тишина. Никакого разговора. Винтер знала, что ванна Кристофера у самой двери, справа, перед камином. Если бы Рази заговорил с ним, даже тихо, она бы услышала звук голосов, но стояла тишина. Либо Рази стоял молча и неподвижно по другую сторону двери, либо прошел мимо своего друга в другую комнату, не сказав ни слова.

«Накажи тебя Бог, Рази Кингссон, — подумала она и сама удивилась, какая горечь сковала ее сердце. — Накажи Бог тебя, и твои проклятые секреты, и твою привычку отталкивать друзей». В ребяческой досаде она ударила дверь ногой, а потом положила ладонь на дерево. «Вернись, — подумала она. — Вернись, выйди ко мне и обними».

Но, конечно, он не вышел, и наконец она ласково похлопала по двери, как хотела бы похлопать по плечу Рази, и направилась в библиотеку.

* * *

Винтер стояла перед дверью библиотеки, сердце колотилось в груди, щеки предательски покраснели. Инструменты неподъемным весом давили на плечо. Ей это не под силу! Она просто не сможет!

Она представила себе стайку гогочущих подмастерьев с той стороны двери и почувствовала, что желудок у нее выворачивается наизнанку. Она с полной уверенностью представила себе, как сейчас откроет дверь, споткнется, упадет, а потом ее вырвет прямо на ковер.

Винтер закатила себе пощечину, да такую, что от боли слезы из глаз брызнули. Она быстро вдохнула и задержала дыхание. Медленно выдыхая, она открыла дверь и ступила в комнату. Она не смотрела по сторонам, пока аккуратно не закрыла дверь. Как только щелкнула щеколда, она внезапно снова овладела собой. Щеки остыли, язык вновь обрел способность к речи, желудок успокоился. Она подняла глаза на группку парней перед ней и скользнула по ним холодным взглядом.

Их было пятеро. Двое на втором году обучения, трое — на третьем и еще один на четвертом году обучения, как и она сама. Никому из них не было дозволено носить зеленое, даже четверогодник носил простые черные шнурки, и никого гильдия не удостоила выплаты жалованья. В основном это были обычные, грубоватые, хитроглазые парни. Они повернулись, чтобы поглазеть на нее, — все, как один, сначала с удивлением, затем с издевательским смехом. Старшие мальчишки смотрели на нее с неприкрытым вожделением.