Змеи, драконы и родственники - Олег Угрюмов Страница 48

— Хто вместо тебя буде робыты? У мене кожна людина на вес золота, писля вийны гуляй скильки хочешь, а тепер — зуськи!

Жабодыщенко, тяжело вздыхая, заметил:

— Писля вийны все отдыхать будуть, так нечестно.

Перукарников внес ноту оживления в их скорбную беседу:

— Товарищ командир, а что делать тем, кто не доживет до конца войны?

Жабодыщенко всполошился:

— Чур мене, чур мене.

Салонюк подумал, что после войны надо будет подобрать себе какую-нибудь профессию полегче. Где-нибудь за Полярным кругом или в пустыне. Только чтобы там, не дай бог, не встретить Перукарникова с его дурацким юмором. Потому что силы у партизанского лидера тоже не бесконечные. Однажды и он может не выдержать нечеловеческого напряжения.

— Перукарников! — взмолился он. — Ну що за дурный вопрос? Чи ты не знаешь, що на тому свити ничего не роблять. Там такый вечный отпуск.

Внезапно его осенила гениальная мысль. Он отобрал у Жабодыщенко шест и вручил его Ивану.

— До речи, ось тоби, Ваня, естафетна палычка вид Миколы. Держи. Будешь грести.

Маметов, бегом направляясь к плоту, заголосил:

— Командира, моя тут сидеть?!

Великий стратег снова ожил в Салонюке. Более того, в нем проснулся и дремавший до поры до времени тактик. Гений всегда предупреждает неприятности, а не борется с ними.

— Маметов, стий! — скомандовал он грозно. — Кру-гом! Чоботы знять! В торбу схо-вать! Перукарников, цей процесс проконтролю-вать!

Маметов жалобно застонал:

— Товарища командира…

Но непреклонный Салонюк в зародыше пресек всякие намеки на неповиновение:

— Нияких спорив, Маметов. На цему трямзипуфе я капитан, и мени не потрибни посеред реки нияки инциденты — типа всплытие ризных разлютованных тварин местной фауны!

Маметов нехотя уселся на берегу и принялся , стягивать сапог:

— Маметов замерзать, потом болеть, однако, кто лечить? — укоризненно заметил он.

Салонюк оставался холодным и гордым, как Снежная королева, которая была так далека от простых человеческих проблем и горестей:

— Не подобаються мои требования, Маметов, беги по берегу слидом за плотом.

Перукарников честно выполнял приказ командира, надзирая за тем, как его товарищ избавляется от обуви.

— Давай, давай, Маметов, шевелись быстрее! А то точно заболеешь или на пароход опоздаешь — одно из двух.

Еще несколько минут бестолковой суеты и беготни, оханий и причитаний, дележа обязанностей и гневных окриков командира — и вот наконец свершилось! Беспокойное хозяйство разместилось на плавсредстве и отправилось в неизвестность под шелест прибрежных камышей и плеск волн.

Над водой по-прежнему клубился туман, и Салонюк, с одной стороны, тревожился по этому поводу — не приведи Господи наскочишь на мель или берег. А с другой стороны, радовался этому обстоятельству, ибо если партизанам не видно ни берега, ни немцев, которые вполне могут по нему бродить, то и немцы партизан не обнаружат.

Жабодыщенко пристроился у края плота, копаясь в подкладке своей шапки. Там, как мы помним, были у него припрятаны снасточки для ловли рыбы. Естественно, что этот достойный член отряда хотел позаботиться о питании:

— Зараз рыбки зловымо.

Сидорчук пристально вгляделся в даль и никакой дали, естественно, не обнаружил. Все было словно затянуто серой влажной марлей.

— Шось туман сегодни сильный, тильки б не наскочиты на каменюки.

Перукарников, стоя на носу, опустил шест в воду и пощупал дно:

— Не боись, Василь, не наскочим. — И поскольку настроение у него было приподнятое, затянул песню:

Затуманились речные перекаты…

шли домой с войны немецкие солдаты!

Удивленное его репертуаром, эхо немного поколебалось, но все же разнесло слова песни далеко по реке. Салонюк испуганно заозирался вокруг:

— Ты шо, Перукарников, белены объився, чи шо? Так голосно спиваешь, зараз до нас, як мухи на мед, вси фашистськи бомбардувальники позлетаються.

Перукарников сверкнул белозубой улыбкой:

— Виноват, товарищ командир, искуплю!

Жабодыщенко, оторвавшись на миг от рыбалки и подняв глаза к небу, вслушался в тишину:

— Та ни, самолеты в таку погоду не литають.

Волосы у Тараса от такой беспечности встали дыбом:

— Тихише, тихише, хлопци. Добре, шо туман та нас с берега не видно, бо було бы як у фильме «Чапаев», а нам це не подходить, у нас обратной дороги нема.

Жабодыщенко, лежа на животе у края плота и дергая за снасть с наживкой (успел же среди всех хлопот накопать червяков!), прошептал горестно:

— Шось не клюет.

Салонюк приставил к глазам бинокль и принял позу человека, который умудряется что-то рассмотреть в непроглядном тумане:

— Ты бы, Микола, лучше за кулеметом сидив, а не дурью маявся.

Жабодыщенко серьезно возразил:

— У мене отпуск, я не можу. И вообще, за кулеметом Сидорчук сидить — це його улюблена играшка.

Салонюку пришлось оторваться от окуляров бинокля, чтобы прожечь Миколу гневным взглядом. Однако Жабодыщенко был бесчувственным, как бревно, — его такими взглядами пронять было трудно.

— Не видно, що Сидорчук зайнятый та не може нас охороняты? — поинтересовался командир.

— Видно, — ответствовал Микола. — Та все одно — не хочу.

Салонюк раздраженно уточнил:

— Так шо, може, мени Маметову кулемет доверить?

Колбажан сразу простил дорогому товарищу Салонюку его байские наклонности и жестокие выходки. И даже последнюю, с сапогами. Он широко улыбнулся и доверчиво обратился к Тарасу:

— Командира, командира, моя у пулемета быть лучше, можна сидеть?

Командир отвечал народной пословицей:

— Калына хвалилась, що з медом солодка… Ты лучше, Маметов, свои чоботы добре держи, бо вони уплывуть на нашу погибель.

Жабодыщенко разочарованно подергал леску и понял, что рыбалка здесь ну вообще никакая. Так что совершенно незачем травмировать тонкую психику товарища Салонюка — овчинка выделки не стоит. Если бы здесь клевало, то он бы стоял насмерть, отстаивая право на отдых, заработанный с топором в руках. Но стоит ли вызывать на себя гнев командира, если на другой чаше весов нет никакой очевидной выгоды? И Микола примирительно забубнил:

— Та вы не хвилюйтесь, товарищу Салонюк, зараз я трохи порыбалю та за кулемет сяду, добре?

Тарас с горечью поведал сам себе:

— Сижу, як лялька на самоваре, ниякои дисциплины.