«Все по местам!» Возвращение «Варяга» - Глеб Дойников Страница 48

В. Означают ли ваши слова, что отношения между Россией и Англией претерпят изменения?

О. Я не политик, а военный. Как военный я высказал свое ЛИЧНОЕ мнение. Это же относится и к судьбе Порт-Артура, окончательное решение будет приниматься на переговорах на высшем уровне. По поводу же Британии… Выражение «коварный Альбион» появилось не на пустом месте. Также считаю, что отношения между Россией и Японией — это внутреннее дело Российской и Японской империй. И мы разберемся сами, без помощи посредников, которые заботятся в первую очередь о своих личных интересах, прикрываясь воплями о народе, правах, свободах и законности. Причем о законе эти господа вспоминают тогда, когда требуется выполнение выгодных именно им обязательств. В противном случае возникают «дополнительные обстоятельства, требующие пересмотра сложившейся обстановки». Давайте не будем говорить о политике. Как мне давеча заявил наш общий знакомый, Ржевский, «лучше я вляпаюсь в навоз, чем в политику»… Жаль, я не могу себе позволить такого отношения.

В. Ок. Почему вы, капитан 1-го ранга, не командуете броненосцем, а занимаете на редкость хлопотную должность старшего офицера крейсера 1-го ранга?

О. Во-первых, как я уже сказал, практически вся моя карьера прошла на берегу. Опыта командования современным боевым кораблем у меня нет. Поэтому я был назначен на должность, на которой могу принести максимальную пользу России в этой войне. И, как потомственный дворянин, я считаю, что пользу Отечеству можно и должно приносить в любом месте, должности и звании. Как офицер, я знаю, что не могу научиться командовать, не научившись подчиняться. Во-вторых, «Варяг» — не просто крейсер 1-го ранга. За мужество и героизм, проявленные командой в бою при Чемульпо, «Варяг» награжден Георгиевской лентой! Защищать Родину на таком корабле — высокая честь. И я искренне горжусь тем, что меня признали такой чести достойным. И поверьте, если вдруг на нашем крейсере завтра откроется вакансия на позицию мичмана, то на нее выстроится очередь как лейтенантов, так и капитанов 2-го ранга.

В. Ваши дальнейшие планы?

О. Сделать все от меня зависящее, чтобы Россия как можно быстрее и с минимальными потерями выиграла эту войну. После чего служить Родине так, как того потребует долг и офицерская честь. Прошу прощения, но скоро моя вахта, и мне пора возвращаться в порт. До свидания.

— До скорой встречи. [32]

ДАЛИНСКИЙ ПЕРЕВАЛ И БОИ В ГОРАХ

(Из книги генерал-лейтенанта графа Игнатьева «Пятьдесят лет в строю»)

Все шло сперва хорошо. Китайцы еще не легли спать, и в каждой маленькой горной деревушке удавалось проверять правильность взятого направления. Приходилось, однако, помногу раз повторять на все лады названия деревушек, так как китайское произношение, к которому я еще не привык, часто не совпадало с русскими надписями на карте.

Совсем стемнело, и горные массивы охватили нас с обеих сторон. Дно ручейков, по которым мы пробирались, часто меняло свое направление. То и дело казалось, что черные громады вот-вот преградят путь. Приходилось ехать шагом, путь казался бесконечным. Я почувствовал, что мы слишком уклоняемся к северу. Мы были во власти горных ущелий, так как ни вправо, ни влево свернуть было невозможно. Павлюк же уверял, что мы едем правильно.

Но после нескольких минут колебания все же пришлось вернуться к последнему пересечению двух долин, потеряв, таким образом, лишние полтора часа. Сорок верст Харкевича, по моим расчетам, давно были пройдены, когда, наконец, перед нами открылась та широкая живописная долина, которая, согласно карте, должна была привести нас к Симучену.

Мы пошли рысью, и от сердца отлегло, когда в предрассветном тумане мы въехали в большое селение. Не хотелось даже верить, что это Симучен.

Там все еще спали. У одной из фанз посреди главной улицы горел зеленый фонарик, обозначавший штаб дивизии. Я влетел в фанзу и стал будить какого-то офицера, оказавшегося дивизионным интендантом.

— Где генерал Левестам? — спросил я этого опешившего лысого человека.

— Его здесь нет. Он еще с вечера, узнав, что японцы наступают, выехал на Далинский перевал.

Отчаянию моему не было границ.

«Вот я и не выполнил приказания, — говорил я себе. — Опоздал».

Павлюк предлагал напоить и покормить лошадей, конвой просил «ночевать», но я решил оставить казаков в Симучене и, не теряя ни минуты, двинулся с Павлюком на юг, на рысях, по широкой долине.

Через несколько минут солнце выскочило из-за гор, и не прошли мы еще десяти верст, как оно стало снова нестерпимо жечь. Проехав уже больше половины пути, я натолкнулся на хвост колонны бородачей. Согбенные пропотевшие спины сибиряков были черны от мух; войска переносили мух на себе с одного бивака на другой. Обогнав растянувшуюся колонну, я узнал от ее начальника, что это батальон енисейцев, которому приказано продвинуться вперед. О местонахождении генерала начальник колонны ничего не знал. С юга уже ясно доносилась сильная артиллерийская канонада.

Дорога пересекалась ручьем, превратившимся от дождей в мутный поток, который надо было перейти вброд. Тут же появились и первые раненые. Как раз посреди мутного потока пришлось задержать моего Ваську, чтобы пропустить четырех китайцев, засучивших выше колен свои синие штаны и бережно переносивших на плечах носилки с тяжелораненым. Это был совсем юный белокурый подпоручик 21-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Лицо его было мертвенно-бледно, но, увидев меня, он приподнял руку, пристально взглянул мне в глаза и тихо сказал:

— Плохо там.

У меня защемило сердце.

Ущелье то суживалось, то расширялось, и я рассчитывал где-нибудь за отрогом встретить, наконец, генерала Левестама. Вместо этого я, проехав еще две-три версты, увидел густые массы нашей пехоты, залегшие в лощине.

— Какой части? — спросил я на ходу.

— Иркутцы, — ответил мне лежавший у дороги санитар с белой повязкой и красным крестом на рукаве.

Глухой треск разрыва и черный столб дыма невольно заставили на мгновение натянуть поводья и перевести коня в шаг.

— Вот тебе и боевое крещение, — сказал я Павлюку и дал шпоры Ваське.

Передо мной открывался сплошной зеленый скат. Посреди него, по небольшой, еле заметной лощине поднималась горная тропа. «Там наверху и должен быть Далинский перевал», — догадался я. Последняя деревушка у подножия ската была опять набита енисейцами, которых я уже распознавал по их синим околышам. Бой едва начался, а части были уже перемешаны.

— А вот, должно быть, и сам генерал Левестам, — говорю я Павлюку, приметив на скате небольшую группу, среди которой выделялся человек с большой белой бородой. Соскочив с коня, подбегаю к генералу и замечаю в его петлице белый Георгиевский крест, невольно внушающий мне уважение. Старик бегло просмотрел письмо.