Повилика - Катерина Крутова Страница 48

Я молчу пристыженный, а внутренним взором вижу свою Лику — верную спутницу, умелую любовницу, заботливую мать и надежную подругу.

Бас хмыкает и машет на меня рукой, как на неисправимого идиота. А телефон звонит и на экране высвечивается белый цветок лунной лозы.

—Влад, заберешь меня с кладбища?— в голосе жены тревожное волнение, и я соглашаюсь без лишних вопросов. Керн салютует полупустым стаканом, провожая меня, и переключает внимание на одинокую девушку, читающую книгу на соседней скамье.

Через двадцать минут нахожу Лику у могил родителей. С похорон Виктории прошло два месяца, но дикая ежевика уже успела обвить захоронение месье и мадам Либар. Мелкие белые цветы теряются среди колючих стеблей и зелени листвы. Своевольная плеть растения цепляется за рукав платья и оцарапывает жене руку. Лика улыбается уголками губ, гладит побег и тихо, не для моих ушей, произносит: "Я тоже скучаю по тебе, мама."

—Папе нравились ирисы, а Виктория их недолюбливала,— Лика задумчиво разбирает принесенный букет и расставляет цветы в вазах. Ее движения плавны и спокойны, но под чересчур прямой спиной и идеальной прической скрывается напряжение. Целую, пытливо заглядывая в глаза — так и есть, в уголках притаилась краснота недавних слез.

—Расскажешь, что случилось?— забираю из внезапно задрожавших рук цветы.

—Очередное невозможное и невероятное,— не поднимает глаз и закусывает губу, точно не решаясь признаться.

Успокаиваю, гладя холодные пальцы, целую висок — тот, где в полнолуние распускается робкий цветок белоснежной ипомеи. Чувствую, как ускоряется ритм сердца, и жена как в омут с головой бросается в признание:

—Влад, я беременна.

Пропущенный вдох, радостный шок и объятия, отрывающие Лику от земли:

—Отличная новость!— кричу громче кладбищенских приличий и целую светлую макушку. Но любимая не спешит разделять со мной счастье.

—Ты не понимаешь. Этого просто не может быть!

И на мой недоуменный взгляд поясняет:

—У Повилик всегда от одного господина рождалась только одна дочь. Это непреложный родовой закон, который никогда не нарушался. А я мало того, что беременна вторым, так еще и точно уверена, что будет мальчик.

Но я в ответ лишь беззаботно смеюсь и целую лицо, шею, руки моей невероятной избранницы.

—Как назовем парня?

Лика успокаивается, прижимает ладони к еще плоскому животу и с непреклонной мягкостью хранительницы древней тайны заявляет:

—Его имя Карел.

*

Радостный звон колоколов собрал немалую толпу перед главным собором Шельмец-Баньи. На свадьбу графа Кохани прибыли благородные гости со всего королевства, а правящий монарх прислал молодым богатые дары.

—Повезло вдове, такого жениха завидного отхватила!— переговаривались в полумраке церкви почтенные матроны.

—На его месте никто б не устоял,— подмигивали друг другу молодые дворяне.

—Говорят, это платье шил портной самой королевы,— завистливо вздыхали красотки на выданье.

А старая Шимона смахнула непрошенную слезу, поцеловала крест на истертых деревянных четках и прошептала вслед невесте:

—Будь счастлива, милая.

По розовым лепесткам, разбрасываемым из корзинки малышкой Викторией, в роскошном наряде, расшитом жемчугом и самоцветами, под любопытные взгляды знати и горожан ступала по проходу вдова барона Замена, а ныне невеста нового наместника этих земель графа Петера Кохани.

Два года после смерти Ярека правила Повилика рачительно и мудро, но у женщины без мужа мало власти, а еще меньше прав на нее. И когда ворота замка открылись, пропуская нового королевского ставленника и его свиту, баронесса вышла встречать наместника в скромном дорожном платье, готовая навсегда покинуть каменные стены.

Но Петер Кохани славился недюжинным умом и деловой хваткой не за мнимые заслуги и знатный род. Графу не терпелось воочию увидеть ту, что удвоила доходы в казну и укротила притязания беспокойных соседей. Слава о красоте вдовы неудержимого Ярека докатилась и до венских дворцов, потому женщина, присевшая в почтительном реверансе посреди двора, вызвала у мужчины живой интерес. А дальше были долгие разговоры и конные прогулки по окрестностям, данные исподволь деловые советы и брошенные невзначай разумные замечания. Граф сохранил за баронессой ее покои, прислугу и привилегии, а однажды понял, что не видит будущего без рассудительного взгляда волшебных разноцветных глаз.

Склонившая колени подле будущего мужа Повилика олицетворяла собой кротость и смирение. Жених же светился от счастья ярче церковной утвари.

—Согласна,— ответила невеста и впервые за время службы подняла глаза. Роскошное убранство собора поражало. Проникающие сквозь цветные витражи лучи солнца вносили ощущение радостного праздника в торжественную атмосферу церемонии. Граф Петер не сводил восторженного взгляда с лица молодой жены. А Повилика замерла, не моргая и не дыша. Сердце гулким набатом стучало в груди — с картины на деревянных створках алтаря смотрела на нее молодая женщина — в ее огромных глазах зелень травы сплеталась с золотом листвы, тлела чернота углей и лучилась синь родников.

*

Отец-настоятель сам спустился поприветствовать молодую графиню. Щедрые пожертвования семьи Кохани позволили монастырю обновить молельный дом, заказать новые витражи и расширить пивоварню — личную слабость брата Бернарда. Впервые на памяти монаха этим землям повезло с господином — граф Петер был благочестив, справедлив и благороден по духу, а не по праву рождения. «А графу повезло с женой»,— мысленно отметил настоятель и сам себе назначил неделю покаянных поклонов и чтения конфитеор за неуместные мирские мысли. Вдова барона Замена натерпелась от жестокого нрава бывшего мужа едва ли не больше, чем эта щедрая многострадальная земля. Но взгляд женщины сохранил кротость, а манеры учтивость. Горожане отзывались с теплотой о ее поступках, а слуги и вовсе души не чаяли. Все эти сведенья, собранные настоятелем по крупицам, вкупе с поистине королевской щедростью, проявленной графской четой в отношении монастыря, побудили служителя церкви уступить давней просьбе и позволить женщине посетить обитель. Разумеется, большая часть территории для дочери Евы оставалась под запретом, несмотря на богатые дары. Монах питал себя надеждой, что, увидев скромное запустение монастырского сада, Повилика Кохани пожертвует еще.

—Позвольте, показать вам цветник, госпожа,— мягко направил гостью отец-настоятель.

Длинное платье графини шуршало гравием дорожек. Неторопливо и бесшумно ступали подошвы новых туфель. Почти год потребовался Повилике, чтобы добиться этой встречи. Длинные письма, полные обещаний, богатые дары, лукавство и обман преданного, беззаветно влюбленного в нее мужа.

—Святой отец, полагаю, вы слышали, что мой супруг слывет покровителем искусств. Задумал он учредить академию различных художеств, способную состязаться в таланте и славе не только со столичной — Венской, но и со знаменитыми школами Италии. И прослышали мы о том, что при вашей обители творит живописец, которому сами ангелы и богоматерь нашептывают сюжеты. Признаться, я бы сочла это глупыми россказнями, если бы своими глазами не увидела в день венчания соборный алтарь. Права ли молва, и его расписал ваш таинственный гость? Такой талант может озарить своим светом путь многим ученикам.