Атлантия - Элли Каунди Страница 48

Нельзя позволить даже капельке страха просочиться в твою душу. Это как с течью на Нижнем рынке. Появляется маленькая брешь, и очень скоро вода заливает все вокруг, а потом уже никто не знает, что будет дальше.

«Не паникуй. Не бойся. Ты предназначена для мира Наверху. Твой внутренний голос всегда об этом говорил. Доверься ему».

Хорошо, что я тренировалась на плавательных дорожках. Когда вода начнет поднимать меня, мое тело закрутит и надо будет высвободиться так, чтобы движения оставались незаметными. Я стараюсь поднять голову и надеюсь, что среди стольких трупов наблюдатели этого просто не увидят. Потом подключаю воздух, и он начинает поступать из баллона в маску.

Я поднимаюсь все выше и выше, я ухожу Наверх.

Когда тела отрываются от пола, напор воды увеличивают. Искусственные потоки отталкивают нас от стен к центру. Тела налетают друг на друга и на меня.

К горлу, хотя я сегодня ничего и не ела, подкатывает тошнота.

«Не думай ни о чем. Просто дыши».

Вода холодная. Это чувствуется даже через гидрокостюм. Я знаю, что в океане у меня от переохлаждения может случиться шок и никакой костюм тогда не поможет.

Вверх. Вверх.

Саван соскальзывает с моего лица. Наверное, я не очень плотно его замотала. Теперь уж ничего не поделаешь. Я открываю глаза.

Створки наверху начинают распахиваться, а мне остается только смотреть, ждать и сдерживать себя, чтобы не поплыть к выходу.

Какой яркий свет. Очень яркий. Интересно, он настоящий или искусственный? Не думаю, что солнечные лучи способны пробиться на такую глубину, хотя я, конечно, могу и ошибаться.

Некоторые тела поднимаются к выходу из шлюзовой камеры раньше меня.

Они словно бы светятся, просто сверкают, а потом исчезают.

Может, это и есть третье чудо? А верю ли я в чудеса?

Да, верю. Я верю в сирен, потому что они существуют и потому что я – одна из них. Я верю в летучих мышей, потому что я их видела. Я очищала за ними деревья при храме и восхищалась тем, какие красивые у них крылья. И поэтому то, что происходит сейчас, вполне может оказаться третьим чудом.

Но что это? Становится темнее. Темнота. Она засасывает, засасывает меня всю, пожирает мою душу.

Неужели я умираю?

Створки начинают сдвигаться к центру, они не открывают выход, они его закрывают.

«Открывайтесь, – говорю им я. – Не смейте закрываться. Выпустите меня».

Но это не срабатывает. Почему? Из-за того, что я в маске? Потому что я слишком далеко от выхода?

Вода опускается.

Это члены Совета опускают меня обратно.

Они все знают.

Но откуда они узнали?

Неужели Невио каким-то образом сумел меня вычислить?

Или я сама себя чем-то выдала? Кто-то заметил, как соскользнул саван, или увидел, как я двигаюсь?

Мне хочется натянуть саван обратно, но я не могу так рисковать. Вдруг шлюз закрыли по какой-то другой причине. Может, это вовсе даже не из-за меня.

Опускаясь вниз, я вижу, как потоки воды, закручиваясь, устремляются к полу. Моя голова раскачивается, и вода попадает в маску. Похоже, я недостаточно плотно ее надела. Я начинаю захлебываться, мое тело конвульсивно дергается. Мне нечем дышать, и я слишком резко двигаюсь. Дотягиваюсь рукой под саваном до маски, пытаюсь все исправить и по-прежнему еще надеюсь, что никто этого не заметит.

Вода уходит, я оказываюсь на полу шлюзовой камеры. Лежу неподвижно, словно труп.

У меня даже не получилось подняться к выходу.

Несколько долгих минут я лежу среди замотанных в саваны мертвых тел и стараюсь не сделать глубокий вдох или выдох. Я заставляю себя не дрожать от холода и слушаю, как последняя вода уходит через пол шлюзовой камеры.

Стражи порядка сразу препровождают меня в изолятор. Это маленькая комнатка с черным стеклом в окне, со столом и двумя стульями. Больше здесь ничего нет. Но стулья очень красивые, из дерева, резные – это настоящее сокровище из мира Наверху. Кому нужна такая мебель в изоляторе?

Воздух из вентиляции поступает просто ледяной, но мне все равно не дали никакой одежды. Я стою в центре комнаты вся мокрая в своем гидрокостюме и дрожу от холода.

«Я жива, – думаю я, – и меня поймали».

В комнату входит Майра, за ней из коридора врывается поток теплого воздуха.

Сейчас тетя выглядит совсем не так, как в нашу последнюю встречу. Тогда Майра была такая измотанная, что казалось, ей плевать на свою внешность. А сейчас она выглядит очень ухоженно. Волосы заплетены почти как у нас с Бэй в тот день в храме и перевязаны лентой из коричневого бархата. Одежда тщательно выглажена, ни единой морщинки.

– Сделайте в комнате нормальную температуру и принесите девочке сухую одежду. И побыстрее, – приказывает Майра охранникам своим выразительным и очень опасным голосом.

Потом она поворачивается ко мне:

– Рио, меня специально послали поговорить с тобой. Садись.

Я остаюсь стоять. Во-первых, не собираюсь ей подчиняться. А во-вторых, боюсь испортить старинное дерево, из которого сделан стул. Соленая вода может его повредить.

– Члены Совета собирались допросить тебя, – начинает Майра. – Они хотели узнать, почему ты пыталась бежать через шлюзы. Я сказала, что в этом нет необходимости. Что ты просто очень скучала по сестре, вот и решилась на такую глупость.

Я молчу.

– Что-то ты совсем притихла, Рио, – замечает Майра. – Не хочешь нам ничего рассказать? – Она показывает на затемненное окно в конце комнаты.

Интересно, сколько людей нас слушает?

Я знаю, к чему меня подводит Майра.

Не уверена, что слышу это в ее голосе или вижу в глазах, но я знаю. Она не приказывает, она меня просит.

Тетя хочет, чтобы я сказала, что я – сирена.

Чтобы я призналась прямо сейчас, стоя перед нею и перед теми людьми, которые наблюдают за нами сквозь черное стекло. Майра хочет, чтобы я себя выдала, хотя до этого постоянно твердила, что я не должна растрачивать понапрасну свой голос.

В дверях появляется охранник. Он принес одежду: рубашку, брюки, белье, носки. Все сухое. Я так замерзла, что у меня даже зубы стучат, и хочу поскорее переодеться. И еще охранник принес одеяло. Майра берет одеяло и, как ширмой, закрывает меня им от окна.

– Давай переодевайся, – командует тетя.

Одно дело не подчиниться Майре, когда та предложила мне сесть. И совсем другое сейчас. Мне так холодно, что я не спорю и быстро, как только могу, надеваю белье, потом – брюки и рубашку. Окоченевшие пальцы с трудом справляются с пуговицами.