Злачное место - Николай Шпыркович Страница 49

– А про аборты он серьезно? – спросил Крысолов. – Я думал, после Хрени у женщин это начисто отобьется, хотя бы из отвращения: делать у себя в животе мертвеца, пусть не зомби, пусть не грозит это тебе ничем, но зная, сколько людей осталось на Земле, и видя этих тварей – что обыкновенных зомбаков, что морфов… – Он крутнул головой.

– Люди ко всему привыкают, – неохотно проговорил Старый. – И, кстати, зря, что ли, тот же Индеец, когда в последний раз в Москву ходил, набор гинекологических инструментов в том числе привез? Причем ему специально кюреток заказали, и побольше – ими, конечно, можно и помимо абортов много чего делать, те же соскобы для определения рака или еще чего. Только рака сейчас не так много… вот и думай сам…

– Если это так – нам не выжить. – Крысолов поудобнее перехватил автомат, висящий на груди.

– Китайцы останутся, – пожал плечами Старый. – Кавказ тоже, думаю, скоро оправится, так что за человечество будь спокоен…

…Пулю в башню вгоню

Мертвому другану.

– Упокойся, братан,

Я стакан подыму… —

завывал им вдогонку слабеющий голос певца.

В доме, из которого они вышли сегодня, утром этого неправдоподобно длинного дня, вшестером, было непривычно пусто и тихо. Вроде и не больно-то много говорил тот же Кусок, да и Сикока с Бананом были не из болтливых, а все равно будто эхо отдавалось после каждого слова, произнесенного кем-нибудь из них, троих оставшихся. Слишком много места, слишком много пустых рюкзаков, и почему-то все время хотелось сглотнуть, глядя на куртку Сикоки, с двумя рукавами. Один из них ему уже не нужен…

Что-то такое, наверное, чувствовал и Старый, потому что негромко продекламировал:

– «…Мне не стало хватать его только сейчас…» – и умолк.

Есть не хотелось – нормально подзаправились у Дмитрия, у того на закуску были разные разносолы, поэтому, почистив оружие, Артем со Старым легли. Крысолов вызвался дежурить первую треть ночи, Старый взял на себя утро. Так что Артему доставалась не самая хреновая часть дежурства. В поселке гудела музыка, пару раз донеслись пронзительные пьяные крики, до стрельбы, правда, дело не дошло.

– А вообще, Старый, ты задумывался, что делать дальше будем? – спросил внезапно молчащий Крысолов. – Я не о Хане сейчас, выкрутимся, не впервой… и даже не о команде нашей, ополовиненной. Найдем мы бойцов, а нет – пристанем к кому, я не гордый и под чьим-нибудь началом похожу. Вон Дмитрий сказал – через год кранты поселку. Я вот про ремесло наше подумал – мы так и будем охотиться, пока нас какой-нибудь еще более навороченный морф не сожрет?

– Не ожидал вообще-то, командир, – проворчал Старый, – но ладно, раз уж решил поговорить – давай. Все равно не спится что-то. – Он присел на койке и вновь, привычно уже, потер ладонью грудь. – Ты просто Варьку эту заметил сегодня, так? Вот до тебя и дошло, что человеку все же рано или поздно остепеняться пора. Наша профессия, конечно, никуда не денется – морфов не то что на наш век – на его, – он кивнул в сторону Артема, – хватит с лихвой. А вот уже добывать – почти нечего стало. Горючка старая окислилась, консервы проржавели, книги плесенью пошли, я уж не говорю про одежду… Так что добытчиков тоже хватит на год-два, причем смертность у них будет как в Сталинграде на передовой. Плюс конкуренция обострится. Многие из ребят привыкли на широкую ногу жить – по складам шарясь. Привычка останется, а склады закончатся. Все ли в охотники пойдут, крутое зверье отстреливать? Скорее друг за дружкой охотиться мы начнем – добычу друг у друга рвать. А там и до налетов на деревни недалеко – опустимся до уровня бандитов, да и то бандюки из тех, что поумнее, давно уже с чисто бандитской практикой завязали. И нас начнут стрелять – как мешающий жизни элемент. Наш «золотой» век, вернее пятилетка, близится к концу, братство наше распадется, как только добычи на всех хватать не станет. Потом придется либо прибиваться к сильному анклаву, либо ждать, что тебя подловят свои же, либо однажды на постое всадят пулю в спину местные.

– Ты считаешь, что надо определяться сейчас? – негромко спросил Крысолов.

– Да. А равно и ему. – Старый выпростал из под легкого одеяла руку и показал в сторону Артема. – Его деревня, даже если мы и спасем ее сейчас, все равно обречена. Молодежи у них – раз-два и обчелся, и не будет больше. Благостного исхода – «в поля, к природе» – не произошло: урбанизацию никто не отменил, и Большой песец, как правильно Дмитрий заметил, лишь обнажил язвы – как раньше в город стремился народ, так и теперь прется, ну не в город, а в анклавы – там и веселее, и людей побольше. А в деревне – что в деревне… Если бы это еще та деревня была – послереволюционная, или хотя бы послевоенная, с большим количеством мужиков, не потерявших привычки к тяжелому ручному труду, не знающих в общем-то вкуса городской жизни.

– К нам после Хрени заехала пара семей, городских, думали, что, мол, в деревне Хрень пережить легче, типа огород, свинью заведем… – подал голос Артем. – Так даже до зимы не дотянули. Свинью, правда, выкормили – так она у них на одной траве как гончая получилась, рыло – будто бутылку ей туда запихали, наши все боялись, что зомбанется. Так она визжала у них все время. Зарезали, вернее, бошку ей топором расколотили на горькое яблоко, стали делить – а что там из свиньи на семьдесят кило на две семьи выйдет? Печенку сразу пожарили, потом два дня шашлыки делали, а потом и кончилась свинка-то.

– Это если бы, как у тех же Стругацких, на одной планете биологическая цивилизация зверюг выращивала, мало того что у них у живых можно было здоровенные куски мяса отстригать, так они еще и мед давали, – со смешком сказал Крысолов.

Артем представил себе такую свинью и серьезно кивнул:

– Ага, здорово было бы. Ну они, наверное, тоже так считали – что одной свиньи им на всю зиму хватит. Радовались – типа хорошо, сала мало. Одно мясо. А что в мясе том толку, особенно без холодильника? Они же даже до морозов ее не дорастили – в сентябре закололи, хоть мы им и говорили. И в теплице у них помидоры не отпасынковали – так джунгли получились.

Хорошо, хоть по дворам шариться не начали, мы бы им пошарились вообще-то. Дров не заготовили, спалили забор. А однажды утром собрались и умотали.

– И так везде, – задумчиво произнес Старый. – Чем крупнее город, тем хреновее там оказалось с сельским хозяйством. То же «Пламя» – на Москву ориентировалось только в первый год Хрени, пока не подгребли там необходимые для развития запасы и специалистов, а дальше они на всякие там городские поселки завязались. Так это повезло, что образовался такой центр, а там, где просто «офисный планктон» в одну кучу сгребся, только ведь еще зомбей наплодили.

– Северу тяжело пришлось, – Крысолов присел на стул возле окна, не забывая наблюдать за происходящим снаружи, – у них там хоть и климат благоприятствует, а со жратвой туго было, вот и стоят теперь суперкомбинаты пустые: хоть и зомбей нет, а и людей тоже.

– Ты про Голодную волну?

– Угу…

Крысолов замолчал, а Артем вспомнил, что встретились им как-то с батей на первой весенней охоте после Хрени два зомбака – медленных и настолько тощих, практически без мышц совсем, что батя их даже в сторожевики решил не брать, даже не стрелял: топориком в голову оба они тюкнули – и всех делов. И еще с Белореченки тоже говорили, были такие у них.