Собачья работа - Галина Львовна Романова Страница 49

— Не бойтесь, — промолвил Коршун. — На нас они не нападут.

Он замолчал, но все и так поняли смысл несказанных слов. Мы — взрослые люди, вооруженные огнем. А волков не так много — я насчитала всего пять или шесть пар глаз, что слишком мало против десятка всадников. Но слишком много — против одной девочки.

— Агнеша, — прошептал Витолд.

— Молитесь, князь, — не оборачиваясь, бросил старший «ястреб». — Волки не вышли бы на охоту, если бы уже повстречали ее.

Гайдуки, размахивая факелами и громко крича, разогнали волков. Звери, которые зимой становились злыми и смелыми, удрали, поджимая хвосты и порыкивая с безопасного расстояния. Путь был свободен, обошлось без боя, но не прошло и пяти минут, как меня начала колотить дрожь. И дело было не в страхе — просто продолжало холодать. Как бы мороз не ударил — такое случается поздней весной.

— Надо остановиться, — примерно через полчаса сообщил Коршун. — Полночь. Этот час не стоит встречать в дороге. Иначе блуд [8]завяжет все тропы.

Словно подтверждая его слова, в чаще заухал-заплакал филин. Откликнулись другие голоса — послышались вой волков, тявканье лисиц, странные протяжные стоны, уханье и улюлюканье, неразборчивый гнусавый лепет, надсадный скрип. Лес ожил, зазвучал на разные голоса. Показалось даже, что к звериному хору присоединила свои вопли нечисть.

— Но Агнеша… — возмущенно начал Витолд.

— В такую пору ночи мы все равно ее не отыщем, — осадил его рыцарь. — Даже с факелами. Девочка может быть где угодно. Мы проедем мимо и не разглядим. Не думаю, что она сейчас бродит в темноте. Наверняка сидит где-нибудь, ждет рассвета. Молится, чтобы дома ее не сильно ругали.

— Я ей слова не скажу, — пробормотал Витолд. — Сам высеку того, кто осмелится заикнуться о наказании — лишь бы она была живой!

— Молитесь-молитесь, — разрешил Коршун.

Выбрав открытое пространство, что было делом нелегким, ибо кругом стеной стоял лес, мы разожгли самый большой костер, какой смогли. Всеми втайне владела мысль: если Агнешка где-то поблизости, замерзает под кустом, она может увидеть огонь, пойдет на свет и встретится с нами. Яркое золотисто-желтое пламя отодвинуло мрак за кусты, распугало затаившиеся там тени. А я подумала, что в последнее время слишком часто ночую в лесу у костра. Нет, на войне тоже приходилось спать на голой земле, и не всегда весной или летом. Но вот чтобы за неделю дважды оказаться ночью в лесу с одними и теми же людьми… Надеюсь, сейчас мне не придется изображать живой щит против нежити, чьи голодные глаза то и дело посверкивали из темноты.

Лесные обитатели выли, верещали, стенали, рычали и лаяли до самого рассвета, замолкая от силы на несколько минут, чтобы отдышаться, и снова поднимали шум. Выспаться никому так и не удалось, да все равно никто не смог бы сомкнуть глаз из-за мыслей о девочке. Задремать удалось только под утро, но с первыми лучами солнца, когда еще не полностью рассеялся ночной мрак, мы опять были в седлах и, рассыпавшись цепью, прочесывали дубраву.

Утро наступило замечательное. Солнце пронизывало лучами весенний лес, свежий прохладный воздух звенел птичьими голосами. Внезапно на ум пришла мысль, что в такую пору хорошо просто прогуливаться где-то в роще, наслаждаясь минутами покоя. Обещаю, что по возвращении домой буду каждое утро вставать на заре и просто гулять. Вблизи нашей усадьбы не было настоящего леса — только небольшая рощица на берегу озерка — но и этого достаточно.

Всадники растянулись длинной цепью — два «ястреба», мы с князем, десяток гайдуков и псари. Пропустить девочку, если она действительно в дубраве, мы никак не могли, если только Агнешка не забилась в какое-нибудь дупло, не свалилась в яму и не потеряла сознание, оглушенная падением с дерева.

В самом сердце дубравы деревья, как ни странно, росли реже — величественные великаны-дубы не терпели рядом с собой никого. Они вольно раскинули свои кроны. Редко где между ними виднелись стройное тело березы, невысокая рябинка или увешанный сережками орешник. Зато старых корявых сучьев и молодого подроста лесных трав было хоть отбавляй.

Пестрое бело-буро-черное пятно заметили издалека. Вернее, мы увидели друг друга одновременно. И рука сама потянулась к мечу — еще до того, как я поверила, что зрение меня не обмануло.

— Волкопсы…

Пять крупных зверей — почти волки, только пятнистые, как собаки, и с более мощными челюстями, лежали, сбившись вместе. Все пятеро подняли головы, внимательно следя за нами. Холодные злые глаза не выражали ничего.

— Все сюда!

Мы понемногу стали подтягиваться к ним. Звери устроились в ямке между корнями одного из старых дубов и не спешили уходить. Лишь когда подъехали гайдуки, один из зверей встал. От волка его отличал еще и рост — наверное, он был на ладонь, а то и на две выше в холке любого из серых хищников. Охотничьи собаки как по команде поджали хвосты и попятились, испуганно скуля.

Вслед за первым зверем на лапы поднялись остальные, и стало заметно, что они окружают свернувшегося калачиком ребенка.

— Агнешка!

Витолд застонал. У меня самой в глазах потемнело, как представила последние минуты жизни маленькой девочки. Не сразу до меня дошло, что она цела. Более того, детские ручонки крепко обхватывали шею шестого пса, который лежал на земле, не решаясь пошевелиться.

Несколько гайдуков вскинули арбалеты.

— Не стрелять!

Витолд и Коршун одновременно спешились. Один из зверей, самый крупный, тихо зарычал, когда князь сделал шаг. Я выдернула ноги из стремян. Ну почему я такая беспомощная! Почему мне приходится кое-как сползать с лошади, когда надо спрыгнуть? Они же сейчас…

Ничего не произошло. Рыча и скаля зубы, волкопсы медленно отступали. Последним вскочил и кинулся прочь тот самый, шестой, за шерсть которого цеплялась во сне девочка. Не обращая внимания на близость зверей, Витолд кинулся к сестре и упал на колени, прижав к себе хрупкое тело.

Все обошлось. Правда, волкопсы никуда не делись. Отбежав на небольшое расстояние, стая внимательно наблюдала за тем, как мы, завернув ребенка в плащ, собираемся в обратный путь. Гайдуки все еще держали зверей под прицелом арбалетных болтов, но князь не велел стрелять.

— Не надо их трогать, — промолвил он в ответ на прямой вопрос. — Они спасли мою сестру и заслуживают хотя бы благодарности.

Агнешка действительно была жива, хотя и здорово замерзла. Я видела умерших от холода детей — в одной из разоренных харчевен, куда мы зашли как-то ранней весной. Дом был разграблен, в воротах болтался на веревке обклеванный воронами труп хозяина, на крыльце лежало истерзанное тело его жены, а в подполе прижались друг к другу два мальчика. Холодные, как камень. Но эта девочка, проведя не самую теплую ночь в лесу, на голой земле, осталась жива — скорее всего благодаря волкопсам. Их желтые глаза следили за нами из-за деревьев, когда мы пустились в обратный путь. Тювик вел на поводу коня Витолда — тот обеими руками прижимал к груди закутанную в плащ сестру и то и дело наклонял голову, прислушиваясь к ее неровному дыханию.