Рабыня Гора - Джон Норман Страница 49

— Может ли девушка предложить хозяину вина? — спросила я.

Он резко вскинул голову.

— Да, рабыня. — И принял чашу.

Временами я чувствовала на себе его взгляд. Однажды, ранним утром, лежа рядом с другими девушками, прикованная на цепь, я проснулась, но не подала виду, что не сплю. Полуоткрыв глаза, я увидела — надо мной стоит он. Накануне вечером он коснулся моих волос, почти нежно, а потом, словно разозлившись на самого себя, ударил меня наотмашь и отослал к Этте — работать. Но меня это не опечалило.

Два дня назад я осмелилась пойти за ним за частокол. Он сидел на камне, один, взгляд скользил по поросшей травой равнине.

— Подойди сюда, рабыня, — позвал он.

— Да, хозяин. — Я встала перед ним на колени, потом приклонила к нему голову. Он позволил.

— Небо, трава… красиво, да? — проговорил он.

— Да, хозяин, — ответила я. Он взглянул на меня.

— И ты красивая, рабыня.

— Девушка рада, если хозяин доволен ею, — потупилась я.

— Почему из женщин Земли получаются хорошие рабыни? — задумчиво спросил он.

— Может быть, — глядя ему в глаза, отвечала я, — потому что из мужчин Гора получаются хорошие хозяева.

И снова он переключился на созерцание травы и неба. Долго сидел недвижимо. Потом встал, будто сбросив наваждение, будто вновь обретя сознание, отрешившись от красот природы, чуждый сантиментам мужчина, а у его ног — я, женщина. Мы одни. Вокруг — море травы. Он стоит у камня. Я перед ним — коленопреклоненная. Он опустил на меня глаза.

— Земная женщина, — сказала я, — готова служить своему хозяину-горианину.

Рассмеявшись, он склонился ко мне и, схватив за плечи, резким рывком опрокинул навзничь в траву. В миг отброшена в сторону та-тира, и — радуйся, земная женщина! — он взял свою рабыню.

Меха откинуты.

— Я знал, что найду тебя здесь, — сказал он.

— Надеюсь, хозяин не сердится.

Накануне вечером он коснулся моих волос, почти нежно. А потом, словно разозлившись на самого себя, ударил наотмашь и отослал к Этте — работать. Из разбитой губы сочилась кровь, но меня это не опечалило.

— Умоляю переспать со мной. — С этими словами следующим утром я пала перед ним на колени.

— Переспи с ней! — злобно взглянув на меня, бросил он проходящему мимо воину и отвернулся в сердцах.

Воин обнимал меня, а я улыбалась. Да, я вывела хозяина из равновесия. Да, он старается побороть свои чувства ко мне, унять вожделение. Сама того не желая, я вскрикнула от наслаждения, не в силах совладать с собой, вонзила ногти в тело обнимавшего меня воина, извиваясь, зашлась в крике — помимо моей воли мысли о хозяине вытеснил из сознания неодолимый, всесокрушающий рабский оргазм.

— Может, высечь тебя? — сказал мне хозяин, когда все было кончено.

— Хозяин поступит так, как ему будет угодно, — проронила я.

Недоволен — слишком уж упоенно отдалась я воину. Но что я могла с собой поделать?

— Рабыня, — бросил он чуть позже, встав надо мной.

— Да, хозяин, — пристыжено глядя на него снизу вверх, отвечала я. — Я рабыня.

Он отвернулся и раздраженно зашагал прочь. Подозвал Марлу. Она поспешила к нему — утолить его желания. Будем объективны: она красивее меня. Огромные темные глаза, тонкое лицо, дивная фигура. К тому же прирожденная рабыня. И все-таки, мне кажется, заставить хозяина забыть меня ей так и не удалось. Конечно, я боялась ее. Серьезная соперница. Я бесилась, я исходила ненавистью. Да и она ко мне особой привязанности не питала. Какие имена для меня выдумала: «дурочка», «нескладеха»! Так до сих пор и нет у меня имени. Но пусть сейчас, похоже, хозяин очень увлечен Марлой, пусть она, без сомнения, его любимая рабыня, все же мгновений нашей близости, того безмолвного, в словах не нуждающегося понимания, что возникало временами между мной и обладающим мной мужчиной, из его памяти ей не стереть. Как разозлило его наслаждение, что испытала я в объятиях его воина! Я всего лишь рабыня и над собой не властна. И все же он злился. Сам велел ему взять меня. И все же злился. И это увлечение Марлой — такое внезапное, какое-то слишком уж чрезмерное — будто силится показать мне свое безразличие. Я улыбнулась себе. А что, если просто ревнует? Что, если с помощью прелестной Марлы пытается выкинуть меня из головы? Конечно, она красивее, но в таких тонких материях, случается, все становится с ног на голову. Словно фрагменты головоломки, вдруг, как по волшебству, совпадут человеческие души и нежданно-негаданно сложатся в чарующий, неразличимый в разрозненных осколках узор. При всем своем очаровании Марла — не я. Вот и все. Так просто. Она — не я. Я, а не она, единственная. Я знаю — ему судьбой назначено быть моим Хозяином. А его, наверно, все больше пугает мысль, что именно мне назначено судьбой быть его Рабыней. Л он не желает, чтобы мысли обо мне занимали его больше, чем мысли о других девушках. И все же я почти уверена — хочет он того или нет, я становлюсь для него чем-то большим, чем просто еще одна соблазнительная бабенка с его цепью на запястье.

Стоя у мехов, он стащил с себя тунику.

— Сними та-тиру, — это мне. Я села, отстегнула крючки, через голову стянула лохмотья и отбросила в сторону. Он лег рядом. Укрыл нас обоих мехами.

Где-то — далеко-далеко, там, где у факела очерчен круг, там, где, не щадя пойманных красавиц, деревенские парни тешились своей добычей, — слышались крики.

А меня обнимал хозяин. Я застонала от наслаждения.

В темноте я почувствовала на себе его взгляд.

— Ты отдашь меня деревенским? — предчувствуя недоброе, спросила я.

Не хотелось, чтоб связали, чтоб тащили к факелу. Я ускользнула от них — взбесятся не на шутку. Даже не представляю, что со мной сделают.

— Нет, — ответил он в темноте.

— Значит, — теперь дышалось свободнее, — я от них убежала.

— Но не убежала от меня.

— Нет, хозяин, — я прижалась к нему крепче, — от тебя не убежала.

— Ловкая ты, — заметил он. — И храбрая. Спрятаться в мехах собственного хозяина, никого не спросив, — тут смелость нужна. За такую смелость рабынь нещадно бьют.

— Да, хозяин.

— Но я ценю смелость в рабынях. Смелая девушка изобретет такие чудеса, доставит хозяину такое наслаждение, о каком робкая и помыслить не смеет.

— Да, хозяин, — испуганно прошептала я.

— И то, как ты скрылась от них, как выбрала себе убежище, тоже говорит о недюжинном уме.

— Спасибо, хозяин.

Он взял в ладони мою голову.

— Ты очень умная, — сказал он. И добавил: — Для женщины, для рабыни.