Анабиоз. Ковчег - Иван Кузнецов Страница 49

Столовая постепенно заполнялась людьми — в основном стариками, женщинами и детьми. Работяги тоже были, но их набралась едва ли десятая часть. Конечно, тут район такой. Тихий, мирный — ветеранский. Те, кто помоложе, покрепче, работают и обедают на заводах и в мастерских. Солдаты на постах, рейдеры и вовсе берут еду с собой. Однако общую картину пропорция отражала. Грустную картину. Большая часть выживших — пенсионеры и дети, следом — женщины. Мужчин хорошо, если пятая часть наберется. И с каждым днем перекос увеличивался.

Коммуна, сложившаяся в первые дни, разрасталась все быстрее и быстрее. Увы, в основном за счет пенсионеров. Тех, кто первый месяц сидел по квартирам. Затем запас еды дома и в окрестных магазинах закончился, и им ничего не осталось, как идти к нам на казенные хлеба. Просто чтобы не умереть с голоду.

Я взял поднос, отдал повару талон и получил взамен тарелку жидкого рисового супа, половник картофельного пюре, кусочек говяжьей тушенки и стакан компота из сухофруктов. Кормежка по категории Б, лучше только у ударников и на вредном производстве. Впрочем, не настолько лучше, чтобы из-за харчей в ударники стремиться.

Вернувшись за стол, я принялся за еду. Суп был пустой, но хотя бы горячий. Пюре из картофельного порошка на воде отдавало синтетикой. Увы, ничего лучше не предлагали. Я быстро смел обед, посмотрел на часы: без десяти два. Если поторопиться, как раз успею.

Я сдал в мойку поднос с пустыми тарелками и поспешил на улицу.

* * *

Отец Владимир выглядел неважно: лицо осунулось, под глазами залегли синяки. За последний месяц он потерял добрых десять килограммов. Несмотря на опрятную одежду, ровный загар и аккуратно уложенную бороду, было видно, что ему приходится нелегко. Последний священник потерявшего надежду города, он не просто разговаривал с людьми, служил литургии и панихиды. Имея официальное освобождение, он участвовал и в общественных работах. Во всяком случае, я несколько раз видел его среди лесорубов.

— Здравствуй, Николай, — пожал протянутую руку отец Владимир.

Мы нашли сухую лавку напротив захлебнувшегося фонтана, капюшон раскидистых кленов укрыл ее от утреннего дождя. Мимо прокатила труповозка — тяжелая грузовая тележка с взгроможденным на нее деревянным контейнером. Сопровождали тележку трое — мрачный бородач с кривой ухмылкой, наверняка штрафник, худой, высокий блондин с выпирающим кадыком — регуляр. Я видел его на труповозках не раз. Видать, не брезглив от природы, раз выбрал такой способ заработать на питание категории А. Третьим был молодой парнишка лет двадцати. С этим не понятно. То ли тоже проштрафился, то ли вытянул несчастливый жребий. Работа на труповозках была неизбежным злом: рук постоянно не хватало, поэтому часть могильщиков приходилось назначать. Кого-то по графику, кого-то по жребию.

Тележка прогромыхала и скрылась за углом. С каждым днем чистильщики забирались все дальше. Прошли времена, когда вздувшиеся, разлагающиеся трупы валялись прямо на улицах, сидели в разбитых машинах, лежали в некогда затопленных квартирах. Жить в гниющей могиле невозможно, и с момента основания коммуны день за днем, квартал за кварталом мы чистили город. Вытаскивали тела, складывали их в ящики труповозок и свозили на растущие, как грибы, кладбища.

Поначалу работали все. Позже, когда удалось очистить достаточную для проживания территорию, назначения на труповозки стали нерегулярными. Нашу команду и вовсе сняли — дескать, раз уж вам везет, приносите пользу в другом месте. Тем не менее, тележки с телами по-прежнему катались по городу с утра до вечера. И не было их работе конца…

— Что тебя беспокоит? — спросил отец Владимир.

Несмотря на накопившуюся усталость, в его голосе звучало искреннее участие. Все-таки мы вместе прошли через многое, одна стычка с волками чего стоит.

— Отец Владимир, я хотел спросить… Что вы обо всем этом думаете? Вся эта катастрофа, то, что люди не изменились за тридцать лет?..

— Ты спрашиваешь, было ли мне откровение Господне? — пристально посмотрел мне в глаза отец Владимир.

— Ну, прошел месяц, сейчас мы смотрим на это иначе, чем в первые дни…

Я замялся.

— Николай, все это страшная трагедия. Страшная и необъяснимая. Но знаю одно, что все прошло с попустительства Господа. Что смерть людей не была напрасной. Что во всем этом есть промысел Божий, пусть мы и не способны пока его понять…

— Отец Владимир, я немного о другом. Я хотел спросить, мог ли Господь сделать это? То есть сам Господь. Лично или там руками ангелов, я не знаю. Ведь прошло тридцать лет. Никто из нас не состарился ни на день. Наши тела не тронули ни животные, ни бактерии. Прошло три десятка морозных зим. Да те же пролежни… Это невозможно. Если коллективную отключку еще хоть как-то можно объяснить, то заморозку во времени — нет. Промысел Божий — это одно, но как это произошло? Я слышал разговоры об инопланетянах, об экспериментах американцев и китайцев, о временных аномалиях и черных дырах, но это же все детский лепет. Как такое вообще могло случиться, если не божественным вмешательством?

— Я не знаю, Коля, — покачал головой отец Владимир. — Я священник, а не святой. Господь направляет меня, Он поддерживает меня в трудную минуту, но не говорит со мной, как с великими святыми. Но ведь ты хотел спросить не об этом, тебя мучает что-то другое?

Я помолчал. Разговор вышел тягостным. Я никогда не считал себя по-настоящему верующим человеком. Уверенности, что жизнь после смерти есть, и Библии, которую я «когда-нибудь прочитаю», мне вполне хватало. Да и отец Владимир, при всем моем уважении, оставался обычным, пусть и неглупым человеком. Ждать от него откровений там, где не нашли ответов другие, было наивно. И все-таки…

— Вы слышали про нашу поездку на Металлург? Про свет вокруг электростанции?

Священник кивнул.

— Я поговорил с несколькими специалистами. Никто не знает, что это такое, как такое вообще возможно. Я хотел спросить: это не может быть проявлением чего-то… божественного?

— Почему ты так подумал? — бесхитростно спросил отец Владимир, и я непроизвольно сглотнул.

Вот мы и подошли к тому, что меня по-настоящему интересовало. Только как рассказать про мои странные видения, про неубиваемого пса, заинтересовавшегося моей персоной, приходящего во сне и наяву? Я неоднократно проговаривал этот монолог, и каждый раз он выглядел бредом сумасшедшего. Ника, когда я попытался поговорить на эту тему, только отмахнулась и посоветовала сходить к врачу. Сказать по правде, не худший совет. В нашем положении только глюков и паранормальных собак не хватало. Я, понятно, был уверен, что с головой у меня все в порядке. Только… психи тоже в этом уверены.

— Не знаю, — сфальшивил я. — Просто золотое свечение всегда связывали с чем-то божественным. После того, что произошло с миром, хочешь не хочешь, а везде сверхъестественное мерещится.

— Второе пришествие мы ни с чем не спутаем. Так сказано и так записано.

Отец Владимир продолжал пытливо смотреть на меня, и я невольно отвел глаза. Кажется, он не поверил. Как ни посмотри, а в людях священник разбирался превосходно. Но я не мог рассказать ему всю историю. Не мог, хоть убей!