Призрак - Келли Армстронг Страница 49

– Что за вожжа ей под хвост попала? – пробормотала я, когда они исчезли.

Трсайель снова ухмыльнулся.

– У нас с Шекиной… идеологические разногласия. С Балтиалом тоже, но он лучше скрывает свои чувства.

– Похоже разногласия куда глубже, чем простая идеология.

Трсайель напрягся, всмотрелся в меня, словно пытаясь понять, что я имею в виду, потом снова расслабился и взял меня за руку.

– Пойдем навестим Аманду Салливан. По дороге объясню.

– Никса вернулась в мир живых?

Он кивнул, взял меня за руку и перенес нас в тюрьму.

В темной и сырой комнате стояла отвратительная вонь.

– Гуано, – пояснил Трсайель, когда я закашлялась. Я недоуменно посмотрела на него, и он пояснил. – Дерьмо летучих мышей.

– Для него есть отдельное название? И почему я раньше его не знала? Откуда гуано в…

Я умолкла, сделав очевидные логически умозаключения. Там, где есть дерьмо летучих мышей, есть и… Я подняла голову и увидела целые ряды телец, свисающих с потолка вниз головой. Меня передернуло.

– Ты готова отобрать пылающий меч у ангела, но боишься летучих мышей? – улыбнулся Трсайель.

– Я их не боюсь, просто не люблю. Они… мохнатые. Летающие твари не должны быть мохнатыми, это неправильно. Когда я встречусь с Создателем, надо будет обсудить с ним это упущение.

– Хотелось бы это видеть, – засмеялся Трсайель. – Твой единственный вопрос всемогущему творцу вселенной – «почему летучие мыши мохнатые»?

– Вот именно. Увидишь.

Трсайель подтолкнул меня, и я двинулась вперед, стараясь не смотреть вверх. Судя по холоду и сырости, а также крылатым обитателям, это была или пещера, или старый подвал. Штабеля гнилых ящиков указывали на второе.

– А я думала, мы в тюрьму отправились.

– Так и есть.

Я огляделась.

– Мне кажется, тебе надо попрактиковаться в телепортации, Трсайель.

– Может быть.

Мы дошли до подвального помещения почище, и пока мы шли, ангел рассказал про Шекину и Балтала.

Трсайель уже упоминал изменения, произошедшие в ангельских рядах, после которых в мир стали посылать только вознесенных ангелов. Чистокровным ангелам поручали более возвышенные задания и они, естественно, обрадовалось такому положению дел, потому что им надоело быть «божественными проводниками справедливости». Только некоторые из них, например, Трсайель, отнеслись к этому, как оперативник, неожиданно переведенный на канцелярскую работу. Я отлично понимала моего товарища. Я тоже предпочитаю опасную жизнь воина, а не административные обязанности.

В том-то и состояли его «разногласия» с Шекиной и Балталом. Они были рады оставить окопы, держаться подальше от запятнанных грехом людей, а Трсайель любил смертных и все с ними связанное.

– Я не жажду стать человеком, – рассказывал он, ведя меня по подвалу. – Однако я не вижу в людях ничего дурного. Стоп. Нам не сюда. – Мы свернули. – Вопрос в следующем – кому служат ангелы? Создателю, Судьбам и прочим божественным силам. Это данность. Но служим ли мы человечеству? Я считаю, что да.

– А они не согласны?

– В корне. – Ангел остановился у подножия старой полусгнившей лестницы, взял меня под руку и помог подняться по ступеням. – Так что часть проблемы в этом. Еще часть проблемы в том, что я их младше. Впрочем, это взаимосвязано.

– Вас создали не одновременно?

– Было три волны творения чистокровных ангелов. По мере роста и распространения человеческой расы, Создатель счел необходимым увеличить ангельское войско. Я из третьей, последней волны. После того наши ряды пополнялись только за счет призраков. Так появились вознесенные ангелы.

– И сколько тебе лет?

– Около тысячи.

– Совсем малыш, – хихикнула я.

– Так оно и есть, – улыбнулся Трсайель. – По мнению старших ангелов. Я дитя – своевольное, неотесанное, неопытное, и мне эта работа явно не по плечу.

– А мне кажется, ты отлично справляешься.

– Спасибо, – широко улыбнулся мой коллега.

Аманда Салливан беспокойно спала в камере, судорожно подергиваясь и постанывая во сне от видений, посылаемых ей никсой. Я надеялась, что она видит кошмары, ужасные кошмары, которые она не сможет забыть долгие месяцы и которые будут всегда преследовать ее.

Трсайель снова предложил погрузиться в сознание Салливан вместо меня. Я отказалась. Трсайель точно знал, где искать видения и подключил меня к нужной части мозга, не затронув зловонную пустыню ее личности.

Собравшись с силами, я наблюдала за мельканием цветов и звуков. Искаженное от ярости лицо мужчины. Накопившееся раздражение. Укол ревности. Дразнящий женский смех. Вырезка из газеты. Много вырезок, как в коллаже. Расплывчатое фото распростертого на земле тела. Голос диктора новостной программы, с напускной серьезностью произносящий слова. «Убиты». «Ранены». «Пресловутый». «Облава». Всплеск интереса. Потом обидные слова, жалящие как град. «Дура». «Уродина». «Бестолочь». «Пустое место».

Образы замелькали быстрее, расплываясь, исчезая. Наступила темнота. Я ждала, прислушиваясь, ожидая звука голосов. Ничего. Минут через десять Трсайель вытащил меня. Открыв глаза, я увидела, что Салливан мирно спит на койке.

– Это все? Она исчезла?

– Похоже на то. Старые партнеры связаны с ней не все время.

– Мы не можем сидеть здесь, то и дело, заглядывая в мозг этой женщины, надеясь, что она снова свяжется с новой напарницей.

– А ты что предлагаешь? Если ты видела не больше моего, нам пока не за что уцепиться. Несколько вырезок из газеты и никакой связи с самой напарницей.

– Нет? А что это тогда? Случайные образы? Трсайель покачал головой.

– Никса выдергивает их из памяти, показывает новой жертве, надеясь на отклик.

Я прислонилась к стене.

– Значит, мы остались ни с чем?

– Имей терпение. Все впереди.

Мы просидели в камере Салливан до утра, и каждые пять минут Трсайель проверял ее разум в поисках свежих данных. Около четырех часов он предложил мне поискать мальчика Джорджа, узнать, как него дела. Очень мило с его стороны… хотя, подозреваю, его утомило мое бесконечное расхаживание взад-вперед.

Настало утро, и женщина-охранник начала будить заключенных. Время завтрака. Салливан не вставала. Двери камер отворили, но у двери детоубийцы никто даже не остановился. Может, она не ест по утрам.

Когда заключенных увели на завтрак, Салливан недовольно поднялась и натянула одежду. Через несколько минут охранница принесла поднос с едой.

– Все остыло, – пожаловалась Салливан. – Вечно все холодное.