Танец кровавых ма­ков - Ирина Молчанова Страница 49

— Видел. Почему интересуешься?

— Слушаю Рахманинова. Он написал симфоническую поэму, вдохновленный этой картиной.

Молодой человек огляделся, вытянул из сиденья небольшой гвоздь, немного отодвинулся и стал что-то быстро царапать на деревянной поверхности.

Катя наблюдала, как из-под острия гвоздя возникает рисунок. Посреди водной глади выросли скалы, в центре которых печально возвышались кипарисы. К бухте причалила лодка с гробом на корме и возвышающейся над ним человеческой фигурой.

—В своей поэме маэстро великолепно удалось передать печаль неотвратимости смерти, — сказал Лайонел, добавляя последние штрихи картине.

— А такой остров существует? — с беспокойством спросила Катя.

— Трудно сказать, — хмыкнул молодой человек.

— Но та дверь на дне подледного озера, помнишь, ведущая в царство мертвых? Что за ней?

— Зеркальный лабиринт загробного мира.

— Ты его видел?

— Да. Ангел Смерти, забирая душу усопшего, ведет ее этим лабиринтом. В тех зеркалах каждый увидит, по чему судим будет.

— А что дальше, после лабиринта?

— Этого никто не знает. Вампиры, которые попадали в тот лабиринт, никогда не доходили до конца.

— Почему?

— Потому что их души не с ними. Вампиры могут увидеть мучения тех в зеркалах, но вернуть свою душу ни один вампир не в силах. Считается, в День Искупления после прохождения небесного моста, души будут возвращены. Но, как говорится, все это вилами на воде писано.

— Ты не веришь? — ужаснулась Катя. Лайонел свел золотистые брови.

— Обсудим это через десять лет.

Девушка обреченно вздохнула. При каждом напоминании о том, что их счастье ограничено временными рамками, внутри все сжималось от преждевременного горя и тоски.

— Почему ты не попросил больше, десять лет — это же так мало…

Молодой человек осторожно положил руку ей на плечи и убрал за ухо прядь волос.

— Мне не хотелось бы тебя расстраивать, но Цимаон Ницхи не даст нам и того. Если думаешь, он так просто смирится, что кто-то одержал над ним верх, ты плохо его узнала. У нас есть некоторое время, прежде чем он создаст нового ягуара и удостоверится, что дар у того достаточно сильный.

— Сколько может понадобиться времени?

— Самое меньшее лет пять, если очень повезет. Это редкостный дар, развить его только созданный вампир быстро не сможет. Новых вампиров давно не создавали. Создатель сейчас в весьма затруднительном положении, однако он непременно найдет выход.

— Значит, у нас и десяти лет нет, — совсем поникла Катя.

Лайонел вздернул бровь.

— Время покажет. — Он помолчал, потом негромко прибавил: — Когда мы жили на острове, честно признаться, меня начали посещать сомнения относительно существования в тебе беса.

— Я не бес? — возмущенно повернулась к нему девушка.

Он засмеялся.

— Я этого не говорил. Однако теперь я допускаю возможность ошибки.

Некоторое время они созерцали пейзажи за окном, затем она провела пальчиком по рисунку на сиденье, весело поинтересовавшись:

— А это ничего, что ты портишь имущество Вселенной?

Молодой человек пощекотал горло летучей мыши, которая когтем царапала ему плечо, добиваясь внимания.

— Подумаешь, — усмехнулся он, — отдадим Вселенной в качестве уплаты штрафа Орми.

Та обиженно зашипела и отвернула мордочку.

Катя же обронила:

— Очень хорошая идея.

Ехали они несколько часов. Когда же молодой человек повел ее за руку к выходу, Катя увидела уже знакомый ей лес. Как только поезд остановился, Лайонел подхватил девушку на руки и спрыгнул на землю, подняв торфяную пыль. Здесь, как и прежде, царило лето, светило солнце и летали птицы без глаз, слышался беззаботный щебет.

Музыка молчала.

Поезд исчез, будто его и не было. Лайонел двинулся по сверкающим на солнце рельсам, а когда приблизился к невидимой линии, где заканчивалось межмирье, сказал:

— Побудь тут, я скоро вернусь.

Он ушел, Катя присела на рельсу и, вытянув ноги в джинсах, устремила взгляд на солнечные верхушки деревьев. Она только сейчас поняла, как тосковала по дому, по родной природе, особенному воздуху.

Лайонел вернулся лишь спустя десять минут, мокрый, но весьма чем-то дольный. Белая рубашка прилипла к телу, с волос стекали капли, скользившие по красивому лицу.

— Идем, — позвал он. Орми с ним уже не было.

Катя шагнула за невидимую границу и первое, что увидела, была ослепляюще яркая молния, прорезавшая черное небо. Серебристой стеной лил дождь, капли шуршали в пышной листве деревьев, приглушенно стучали о мокрый торф.

Зазвучал ноктюрн Мендельсона комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь». Тягучая, спокойная и величественная мелодия.

Лайонел сошел с тропы, где виднелись прогнившие деревянные шпалы — все, что осталось от прежней железной дороги. Пара углубилась в темный лес, но не прошло и минуты, как вышли к небольшому пруду, на берегу которого стоял шалаш.

Внутри их поджидала Орми, повисшая на верхней перекладине.

Катя забралась вглубь шалаша и устроилась возле Лайонела.

— Как мило, — прошептала она, — я никогда не бывала в шалаше.

— Серьезно? — удивился молодой человек, стаскивая с себя мокрую рубашку. — Даже в детстве?

Катя задумалась. После чего сокрушенно покачала головой.

— Никогда. Мальчишки с нашего двора строили в лесу за площадкой шалаши и разные домики на деревьях, но меня никогда туда не звали.

— Глупцы, — фыркнул Лайонел, прижимая девушку к своей груди.

Орми шумно шмякнулась прямо перед ними, затем взмахнула крыльями и вылетела на улицу.

— Что с ней? — спросила Катя. Молодой человек засмеялся.

— Говорит, после услышанного ей необходимо отрыгнуть ужин.

— Да уж, — вздохнула девушка и грустно призналась: — Я не знаю, почему все было так… мне хотелось, чтобы меня позвали.

Лайонел медленно перебирал ее кудри, а когда заговорил, его голос подстроился под музыку у нее в голове и шорох капель.

— Если тебе что-то действительно нужно, ты этого добьешься, а если не очень, значит, так и хотелось.

Она чуть повернулась к нему и коснулась губами уголка его рта.

— Значит, первое и единственное, чего я действительно хотела за всю свою жизнь, это быть с тобой.

Он издал короткий смешок.

— И я даже построил для тебя шалаш.

Катя взглянула на завесу дождя за пределами треугольного входа из веток. Она жадно вдохнула аромат мокрых листьев и пробормотала: