Священная - Синтия Хэнд Страница 5

Мы женаты.

Это лучшая мечта всех времен. Где-то в глубине души я понимаю, что это всего лишь мечта, вызванная моим чересчур ярким воображением и принятием желаемого за действительное. К тому же это не видение. Не то будущее, которое мне уготовано. Но именно этот человек мне нужен.

Я открываю глаза, сжимаю в руке ручку и пишу:

«Через десять лет я буду замужем. У меня будет ребенок. И я буду счастлива».

Я щелкаю ручкой и перечитываю слова. Они меня удивляют. Я ведь никогда не мечтала о том, чтобы выйти замуж, не заставляла мальчиков на детской площадке читать со мной клятвы и не обматывалась простынями, изображая, как иду к алтарю. В детстве мы с Джеффри представляли, что палки – это наши мечи, и гонялись друг за другом с криками: «Сдавайся или умри!» Нет, я не была сорванцом. Мне, как и любой другой девочке, нравился фиолетовый цвет, красить ногти лаком, ночевать у подружек и выводить имя красивого парня на полях школьных тетрадей. Но я никогда не представляла, как выйду замуж. Как стану миссис Такая-то. Конечно, я понимала, что рано или поздно это случится. Просто мне всегда казалось, что до этого момента еще далеко и не стоит об этом волноваться.

Но, возможно, на самом деле я одна из таких девушек.

Я вновь опускаю взгляд на тетрадь. Мне удалось написать три предложения. Венди, скорее всего, сочинит целую книгу о том, какой потрясающей будет ее жизнь, а моя уместилась в три предложения. И почему-то мне кажется, что не их ожидает от учеников мистер Фиббс.

– Так, у вас еще пять минут, – говорит учитель. – И затем зачитаем ваши эссе.

Меня охватывает паника. Нужно что-то придумать. Кем я буду? Анджела станет поэтессой, Венди – ветеринаром, Кей Паттерсон возглавит сестринское общество и выйдет замуж за сенатора, Шон станет олимпийским чемпионом по сноуборду, а Джейсон – одним из тех компьютерных гениев, которые зарабатывают миллиарды долларов, придумывая какой-нибудь новый способ поиска информации. А я… я… я стану капитаном круизного лайнера. Или известной балериной Нью-Йоркского городского театра балета. Или кардиохирургом.

Я останавливаюсь на кардиохирурге. И моя ручка вновь летит по странице.

– Время вышло, – объявляет мистер Фиббс. – Заканчивайте предложение и давайте читать.

Я быстро пробегаюсь по написанному. Это хорошее эссе. Да, в нем нет и капли правды, но оно хорошее. «Нет ничего более вдохновляющего, чем многогранность и красота человеческого сердца», – дописываю я последнее предложение. И почти верю в это. Вот только от мечты о Такере практически ничего не осталось.

– Кардиохирург, да? – спрашивает Анджела, когда мы вместе идем по набережной Бродвея в Джексоне.

Я пожимаю плечами.

– Ты написала, что станешь адвокатом. Ты действительно в это веришь?

– Из меня бы вышел отличный адвокат.

Мы заходим на сводчатое крыльцо с надписью «Розовая подвязка», и Анджела достает ключи, чтобы отпереть двери. Как и всегда в это время суток, театр выглядит совершенно пустым.

– Входи.

Подруга кладет руку мне на плечо и подталкивает в пустой вестибюль.

С минуту мы просто стоим в темноте, а затем Анджела куда-то исчезает. И через мгновение на сцене вспыхивает круг света, благодаря которому становится видно, что там все еще стоят декорации к мюзиклу «Оклахома!» – фермерский дом и искусственная кукуруза. Я неохотно бреду по проходу мимо красных бархатных кресел к столам с чистыми белыми скатертями, стоящим у оркестровой ямы. Именно там мы провели весь прошлый год, склонившись над записями Анджелы и многочисленными старинными книгами или разговаривая об ангелах, ангелах и еще раз ангелах. Порой мне даже начинало казаться, что у меня скоро расплавится мозг.

Анджела практически вприпрыжку несется к передней части театра, взбегает по ступенькам и замирает на краю сцены, где ей будет прекрасно видно всех, кто зайдет в зал. В свете прожектора ее черные волосы приобретают темно-синий оттенок, что выглядит совершенно неестественно. Подруга убирает челку за ухо и смотрит на меня сверху вниз с невероятно самодовольным выражением лица. Я сглатываю.

– Что случилось? – спрашиваю я, пытаясь сделать вид, будто мне неинтересен ответ на этот вопрос. – Прям умираю от любопытства.

– Терпение – лучшая добродетель, – шутит она.

– А я не настолько добродетельна.

Анджела загадочно улыбается.

– Думаешь, я еще не догадалась об этом?

В задней части театра появляется человек, и у меня все сжимается внутри от нарастающей паники. Но затем он выходит на свет, и теперь мое дыхание перехватывает совершенно по другой причине.

Это не Кристиан. Это мой брат.

Я перевожу взгляд на Анджелу, и она пожимает плечами.

– Тебе не кажется, что он заслуживает знать все, что знаем мы?

Я оборачиваюсь и смотрю на Джеффри. Он неловко переминается с ноги на ногу.

В последнее время мне все труднее понять его. С ним определенно что-то произошло. В ту ночь он выскочил из-за деревьев с крыльями цвета свинца, словно за ним гнался дьявол. Не знаю, означало ли это, что он изменил свое отношение к Богу, или случилось что-то еще, потому что в тот момент мои крылья тоже казались довольно темными из-за сажи. Брат сказал, что искал меня, но я не купилась на это. С уверенностью можно утверждать лишь одно – он был там. В лесу. Во время пожара. А на следующий день он не отрывался от экрана телевизора, перелистывая новостные каналы. Будто ждал чего-то. Чуть позже у нас состоялся такой разговор:

Я (после того, как рассказала ему сказку о том, что нашла Кристиана в лесу и тот оказался обладателем ангельской крови): «Поэтому не было ничего страшного в том, что я сначала спасла Такера».

Джеффри: «Ну а что ты будешь делать, если окажется, что твое предназначение было не в спасении Кристиана?»

Вопрос на миллион долларов.

Я (несчастным голосом): «Не знаю».

И тут Джеффри сделал нечто очень странное. Он засмеялся невероятно горьким и фальшивым смехом, от которого мне стало не по себе. Минуту назад я призналась, что напортачила с собственным предназначением, в котором состоит причина моего пребывания на земле, а брат посмеялся надо мной.

– Что? – рявкнула я. – Что тут смешного?

– Боже, – простонал он. – Это напоминает чертову греческую трагедию. – Он недоверчиво покачал головой. – Ты спасла Такера вместо него.

Я могла бы назвать его придурком или кем-то похуже. Но он продолжал смеяться, пока мне не захотелось ударить его. И именно в этот момент мама своим сверхъестественным родительским чутьем уловила флюиды надвигающегося насилия и сказала:

– Успокойтесь, оба.

Поэтому я ушла в свою комнату.

Но мне все еще хочется стукнуть Джеффри.

– Так что ты думаешь? – спрашивает Анджела. – Он может присоединиться к нам?