Непослушная игрушка - Николай Воронков Страница 5

– Леди Верона, можно обратиться к вам с просьбой?

Та вышла, настороженно глядя на меня – Данаор, нехорошо улыбаясь, уже рассказал ей о моей просьбе вступить в банду.

– Что вам, Гордан?

– Не могли бы вы одолжить мне шнуровку от одного из ваших платьев?

– Зачем?

– Хочу сделать себе игрушку.

Взгляд стал не пойми какой, но через минуту желанный шнур мне выдали. Быстренько закрепил его на камне, обмотал, сделал на другом конце шнура петлю для пальца. Когда весьма специфически выглядящий «йо-йо» загудел, раскручиваясь и скручиваясь, я был почти счастлив. Через час мое изобретение достало всех – стараясь приноровится к его весу, скорости, балансу, я гонял его вверх, вниз и в стороны непрерывно. Охрана сначала насторожилась, но, видя, что я просто гуляю с ним, о чем-то сам с собой беседуя, наверное, решила, что у меня поехала крыша. И ругалась только тогда, когда я приближался к ним слишком близко, раздражая завыванием своей игрушки. Меня подобное мнение вполне устраивало – главное, что у меня появилось оружие для ближнего боя. Но подойти близко мне не дадут – лучник, приглядывающий за мной, все время настороже. Похоже, у меня в определенных кругах есть некоторый авторитет. Надо придумать что-то и для лучника, что-то стрелятельно-метательное. Но железа рядом ни кусочка. Можно использовать камни, но вряд ли мне дадут безнаказанно таскать их с собой полные карманы. Взгляд упал на одну из разновидностей кустов на краю поляны. Подошел, попробовал на изгиб, вес – наверное, подойдут.

– Эй, Мухдир, дай ножичек ненадолго, – обратился я к одному из своих сторожей.

– Зачем? – насторожился тот.

– Палочки для еды хочу себе сделать.

– Чего сделать? – не понял тот.

– Потом покажу.

После короткого совещания самый маленький, типа перочинного, ножик мне все-таки дали. Лучник стоял наготове, но я не обращал на него внимания. Быстренько выбрал с десяток подходящих веток, вырезал из них ровные куски сантиметров по двадцать, заострил концы, зачистил. Покачал в ладони – нормально. Сравнительно тяжелые и острые дротики у меня теперь есть. Чтобы не пугать охрану раньше времени, очень медленно, ручкой вперед, вернул ножичек хозяину, а дротики на манер газырей горцев воткнул себе в куртку в два ряда. Правда, пришлось во время ужина изображать из себя китайца, пытаясь поесть из чашки с помощью двух заостренных палочек, но это уже мелочи, издержки.

Выглядел я и чувствовал себя полным идиотом, но, наверное, примерно так же, если не хуже, считали и все окружающие. Во всяком случае, если я теперь гулял по краю поляны, раскручивая свое «йо-йо» и обдумывая следующие шаги, на меня смотрели уже не с подозрением, а скорее с раздражением. Похоже, звание сумасшедшего я заслужил честно и надолго. Это меня только радовало – контроль за мной заметно ослаб. Это давало некоторую свободу в действиях, но оставалась еще одна проблема – я не знал, как освободиться от кандалов. Дикость и средневековье, но свое назначение они выполняли отлично. В них даже ходить было проблематично, что уж говорить о побеге.

Леди Верона тоже мучилась в ожидании выкупа. Обращались с ней относительно прилично, и однажды я увидел ее с книгой в руках. Не знаю, какая цепочка ассоциаций сработала, но решение пришло мгновенно. Я подошел к ней:

– Леди Верона, позвольте книгу!

Наверное, голос мой был груб, потому что она безропотно подчинилась. Я с интересом оглядел книгу, затем с удовольствием выдрал из нее почти половину страниц.

– Спасибо, леди Верона!

Не обращая внимания на ее взгляд, чуть ли не строевым шагом подошел к костру, собирая по дороге сухие листья, скрутил гигантскую самокрутку и закурил, изображая неземное блаженство. Дымище, вонища…

В этом мире про курение, видимо, не знали, во всяком случае, ни одного из банды с сигаретой или трубкой я не видел. Сразу узнал много интересного про себя, свою родню и свои перспективы остаться в живых. Я выслушал это совершенно равнодушно и после пятой самокрутки заслужил всеобщее мнение, что я идиот, придурок и все остальное в таком же духе. А также право почти свободно ходить по всему лагерю, зажигать маленький костерок и курить, но только с подветренной стороны. Уже к вечеру следующего дня я сидел у персонального костра, вдали от всех, и старательно дымил очередной самокруткой. А заодно проверял правдивость одного старого тюремного рецепта: если направить очень тонкую струю воздуха сквозь пламя, она якобы превращается в подобие автогена. Главный секрет – в очень тонкой струе воздуха. Пришлось истратить на опыты целую страницу, во рту пересохло от непрерывного облизывания трубочки, но у меня получилось. Не сразу, но получилось. Чтобы дотянуться до цепи, пришлось усесться в некое подобие позы лотоса. Взяв небольшую головешку, поднес ее к своей цепи, а дальше пошли эксперименты: глубокий вдох, плавный выдох через тонкую трубочку. Я и сам чувствовал себя идиотом, мечтающим о невозможном, но примерно с десятой попытки металл цепи в одной точке начал плавиться. Понятия не имею о физике этого процесса, но дело пошло очень быстро – минут через десять я уже разрезал звено. Попробовал разогнуть кольцо – тяжеловато. Пришлось и вторую половинку звена разрезать почти полностью. Теперь оно бы лопнуло от малейшего рывка, но эта маленькая победа стала и новой проблемой – как бы это не случилось раньше времени. Замазав места разреза грязью, стал решать, что делать дальше.

Если по уму, то бежать надо было в ту же ночь – охрана смотрела на меня как на сумасшедшего и следила теперь чисто символически. Но появилась еще одна непредвиденная проблема – я не знал, как относиться к Вероне. В том, что все это массовка, я себя убедил. Поэтому и смотрел на окружающих как на пустое место. Во всяком случае, была полная уверенность, что ничего они мне не сделают. Гулял где хотел, обходил их как досадное недоразумение. Бандиты это почувствовали и теперь сами старались не попадаться мне лишний раз на дороге. Воспринимали как дурачка, но задираться никто не пытался. А вот Верона… Ее чувства я не понимал. Сначала радость, что я жив, потом недоумение, когда я предложил ее прирезать. Почти ненависть, когда она узнала, что я решил вступить в банду. А последнее время я стал замечать в ее взгляде жалость. Конечно, вид у меня был не парадный, вел я себя последнее время не совсем адекватно, но жалость? За что меня жалеть? Непонятно, но вела она себя не как актриса. А может, как актриса, но которая понимает, какая «роль» мне уготована. Как бы то ни было, но бросить ее здесь одну было неправильно. За нее заплатят выкуп, может, даже родня пришлет отряд на выручку, но просто оставить ее в банде и уйти мне не нравилось – не по-людски как-то… Вот эти сомнения меня и задержали.

Данаор решил все за меня. Громко он не говорил, но слушались его беспрекословно. Не раз ловил его внимательный взгляд, но не придал этому значения. Ему по должности (даже киношной) положено беспокоиться и просчитывать варианты. Тем более что я убил многих его людей (как они говорят). Письмо с требованием выкупа отправлено, в банду меня не принимают – чего тогда волноваться из-за взгляда какого-то киношного злодея? Но я зря расслабился. В один из дней на поляну привели пару новеньких – парня и девушку. Молоденькие, худенькие, перепуганные. Их бросили на землю и окружили в предвкушении какого-то развлечения. Данаор подозвал меня, воткнул старый ржавый меч в землю рядом с молодыми и отошел в сторону.