Слеза мироздания - Екатерина Неженцева Страница 5

Плохо, что дара у меня нет, могла бы скрыться в лесу, как мама со мной когда-то. Да к тому же непонятно, чего именно от меня хочет Габриэль. Знать бы, что надо палачам от ведьм. Вот не могла мама рассказать всё подробнее?! А следом пришло спокойствие, потому что я поняла, куда мне нужно попасть.

Лесной домик у озера должен стоять нетронутым. Ведь я так и не смогла объяснить, когда меня подобрали на трассе, где именно жила все пятнадцать лет. Но возвращаться туда было страшно. Там умерла мама.

Помню, как тянула её тело, завёрнутое в ткань к могиле за домом. Она знала, что скоро умрёт, хотя к этому не было никаких предпосылок, поэтому могилу вырыла за неделю до своей смерти. Надо же, а ведь я не помнила этого. Даже психологу об этом никогда не рассказывала, потому что забыла. Да как же так мама? Почему?

Ладно, поздно рефлексировать. Мне нужно попасть домой. Там остались все книги, и главное сокровище – мамин дневник. Может, там я найду какой-нибудь рецепт защиты от колдунов и хоть какую-то информацию о палачах. Поэтому вздохнув, откинула все печальные мысли и страхи подальше. Успею ещё подумать обо всём.

Выглянула снова в окно и с удивлением отметила, что знаю эту дорогу. Хотя ещё вчера я бы с уверенностью заявила, что раньше здесь не бывала. А сейчас могла с точностью рассказать куда идти и сколько времени это займёт. Например, если свернуть влево немного дальше, и ехать минут тридцать прямо, там будет озеро. Отчего я это вспомнила только сейчас? Загадка.

Открыв дверцу, услышала, как два водителя кричат друг на друга. Генри побеждал в активном споре на тему «ты где ездить покупал идиот». А вот второй перестал кричать и решил пойти на мировую, даже прощения попросил. Может совесть проснулась, но скорее всего – габариты «моего» водителя сыграли решающую роль в этой ситуации. Тщедушный очкарик, водитель внедорожника, извинился ещё раз, затем уселся за руль и уехал, а Генри подошёл к автомобилю.

– Видела, наглеца? Подрезал, чуть не помял мне крыло, ещё и выступать пытался, – возмущённо сопел в усы мужчина. – А ты чего сумку схватила? Нам ехать пару часов до города.

– Спасибо вам, Генри, но я тут выйду, – улыбнулась ему и достала купюру, чтобы расплатиться.

– Смотри сама, – пожал он плечами и взял деньги, – но ближайший населённый пункт отсюда в четырёх часах ходьбы.

– Тут недалеко ферма есть, – успокоила мужчину, чтобы он не стал меня уговаривать поехать дальше. – Там знакомые жили раньше, хочу заглянуть. Может они ещё там.

– Ну, тогда удачи, солнышко! – улыбнулся Генри.

Солнышком я стала, когда с моей головы случайно слетела кепка, и свет упал на яркие рыжие пряди волос. Улыбнулась. Раньше все меня дразнили. В приюте я постоянно ревела в подушку из-за этого. Дети, а в особенности подростки, могут быть очень злыми. И тут незнакомый человек, одним словом, заставил полюбить свой цвет волос.

Махнув на прощание рукой, Генри уехал, а я направилась туда, где был мой дом. Причём создавалось впечатление, что у меня внутри включился встроенный навигатор. Я точно знала, куда идти, где будет удобнее срезать дорогу, а в какую сторону лучше не поворачивать.

Ведомая странным наитием, спустя час я стояла перед небольшим деревянным домиком. Было видно, что ступеньки на крыльце подгнили, и пара досок, на маленькой веранде перед домом, в плачевном состоянии. Но, в общем, дом был таким же, каким я его запомнила. Толкнув входную дверь, которая открылась с тихим скрипом, шагнула внутрь.

На окнах висели те же жёлтые занавески. Покосившийся шкаф стоял с открытой дверцей, внутри были видны вещи. Кухонный стол лишь слегка запылился. Всё казалось нетронутым. Будто не было тех десяти лет, прошедших со смерти мамы. Надо же, всё на месте, магия творит чудеса.

– Мам, я дома.

Шепнула в пустоту, как в детстве и, опустившись на пол, разревелась. Просидела, обнимая колени и хлюпая носом, минут двадцать, после чего устало вздохнула и поднялась. Сняла кепку, разулась и прошла в мамину спальню, где был расположен подвал. Там она варила зелья и колдовала, помню, как любила за этим наблюдать. Мама всегда показывала мне какой-нибудь фокус: то сияющих птичек запустит летать под потолок, то разноцветных бабочек.

Но сейчас меня интересовала небольшая тетрадка в кожаном переплёте, спрятанная в стене, за деревянной панелью. Попробовала отодвинуть панель и ничего не вышло, от злости стукнула рукой по стене и оцарапала ладонь. Капли крови впитались в стену и панель, слегка засияв, отъехала в сторону. В небольшой нише лежал дневник.

Взяв его в руки, почувствовала, как по телу пробежала теплая волна. Усевшись за стол и, подсветив себе страницы экраном телефона, принялась читать.

«Я решила завести этот дневник, чтобы записывать в него каждую секунду своего счастья.

Завтра я выхожу замуж! Эрик такой красивый, добрый и отзывчивый. Стоит ему оказаться рядом, как у меня перехватывает дыхание. Мама просит сильно не привязываться к мужу. Но, как такое возможно, когда мы дышим в унисон? Я знаю точно, что если его сердце пропустит удар, то моё дрогнет».

Судорожно вздохнув, оторвалась от страницы. Почерк у мамы всегда был красивый, с лёгким наклоном вправо, у меня так не получалось. Вот и сейчас я смотрела на ровные, аккуратные строчки, которые она выводила в дневнике, стараясь, чтобы каждая буква была понятна.

Сколько раз в детстве я спрашивала про папу. Но ответ был всегда коротким: «Он умер, когда ты родилась», – и на этом всё. А теперь, перед моими глазами появилось доказательство того, что он действительно был. Более того, мама с папой безумно друг друга любили. Поморгав, чтобы вновь не разреветься, сделала пару глубоких вдохов и продолжила читать.

Спустя минут пять, несколько страниц нереального счастья и идеального почерка резко оборвались. На следующей записи буквы скакали, и некоторые были размытые. Сразу становилось понятно, мама плакала, когда писала это.

«Вчера я узнала, что жду ребёнка. Решила не говорить об этом Эрику, а вначале съездить в больницу. Там меня обрадовали, скорее всего, будет девочка. Правда сказали, что на таком раннем сроке может произойти ошибка.

Приехав домой, дождалась Эрика и сообщила ему радостную новость. Только он побледнел и начал странно себя вести. Вначале очень сокрушался, что не мальчик. Затем нёс какую-то чепуху о том, что никому не позволит отнять у него ребёнка, что спрячет нас и умолял не рассказывать о беременности никому. Почему он так сказал? Неужели Эрик не рад нашему ребёнку?»

В недоумении я смотрела на листы и пыталась осознать суть этих слов. Сразу появилось странное ощущение – мне не понравится то, что будет написано дальше. Но, к сожалению, выбора не было. В данный момент информация может стать козырем в моих руках.

«Они узнали. Не знаю, как и каким образом, но семья Эрика в курсе, что будет девочка. Сейчас я закрылась в комнате и боюсь выйти даже на кухню. Минут пять назад тут была моя мама. Она убеждала меня, что всё будет хорошо. Только требовала при этом отказаться от моей дочери! Говорила, что у меня ещё будут дети. Как она может говорить подобные вещи?!