Воскрешение - Денис Юрин Страница 5

– За пазухой, справа! – быстро ответил Фегустин и сжался всем телом, когда свободная рука мертвеца одним резким рывком расстегнула все застежки куртки и его холодные, тонкие пальцы скользнули по голому телу.

– Х-х-х-харашо! – на выдохе протянул мертвец, засовывая себе за пояс довольно тощий кошель, в котором позвякивали одна серебряная и полдюжины медных монет, а затем огорошил вампира еще более несуразным вопросом: – Где мы?

– В лесу, – не задумываясь, ответил пораженный вампир и тут же поплатился за то, что неправильно понял вопрос.

Стилет погрузился в глаз, который тут же потек по щеке, а острое лезвие уперлось в глазной канал.

– Местность, что это за местность?! Ближайший город?! – изрек мучитель уже почти совсем четко, уже почти по-филанийски, но все же с сильным имперским акцентом.

– Альмира… мы рядом с Альмирой! – заикаясь, простонал кровосос, готовый заплакать от испуга и злости.

Лишившийся глаза Фегустин разозлился настолько, что готов был продолжить схватку и со всей бушевавшей внутри его яростью наброситься на врага, однако сохранивший трезвость рассудок уберег хозяина от такого неосмотрительного поступка.

– Аль-ми-и-и-ра, – задумчиво произнес победитель по слогам, отведя взгляд от жертвы и зачем-то оглядевшись по сторонам, как будто надеясь увидеть поблизости городские стены филанийской столицы. – А год какой ныне?!

Определенно, такой вопрос сбил бы с толку кого угодно, но только не вампира, уже понявшего, что имеет дело с ожившим мертвецом, долгое время пролежавшим в земле, а не с обычным сумасшедшим.

– Тысяча сто девяностый, – уже спокойно, подавив в себе злость, ответил Фегустин.

– А по викерийскому стилю? – после недолгого раздумья переспросил мертвец.

– Не знаю… не помню – с мольбой о пощаде в голосе прошептал вампир, – по нему уже давно лета не считают…

Как ни странно, признание подобного рода ничуть не разозлило палача. Мужчина лишь понимающе кивнул и, резким движением убрав из пустой глазницы стилет, поднялся с жертвы. У вампира появился шанс взять реванш, но он не последовал опасному желанию. Противник уже доказал, что он проворней, и только дурак стал бы рисковать, а как раз глупцом Фегустин Лат не являлся. Побежденный лишь приподнялся на локтях, притом нарочито медленно, чтобы не делать резких движений, но четкий и грубый приказ «Лежать!» вновь впечатал его в землю.

– Пролежишь четверть часа… затем пшел прочь! В трактир не возвращаться! – с трудом произнес победитель схватки, даже не удостоив взглядом лежавшего у его ног вампира. – Больше не пить… жизнь ей оставишь! – кивнув на спящую женщину, продолжил диктовать условия мертвец, которому или трудно было говорить по-филанийски, или просто с непривычки трудно шевелить языком. – О встрече со мной никому ни гу-гу! Ослушаешься хоть в чем-то, казню! Есть в Альмире любимый трактир… из тех, где народу обычно побольше?!

Внезапно прозвучавший вопрос застал Фегустина врасплох, но он, собравшись с мыслями и подавив ком, подкативший к горлу, все же ответил, притом довольно быстро, так что небольшая заминка не вызвала раздражения у бесспорного хозяина положения.

– Таверна «Попутного ветра!»… Это в порту, – пролепетал вампир.

– Хорошо, – кивнул мертвец, – через две ночи будь там… ровно в полночь.

Изъявив свою волю, мертвец повернулся к вампиру спиной и не спеша направился к полю. Он не боялся нападения сзади и, скорее всего, был к нему готов, однако Фегустину не хотелось искушать судьбу, хотя и встречаться со странным существом во второй раз тоже особого желания не возникло. Удалившись на расстояние в двадцать-двадцать пять шагов от места недавней схватки, мертвец быстро упал на землю и исчез… так умело потерялся среди канав и кочек, что единственный, но по-прежнему зоркий глаз вампира не смог обнаружить даже клочка его рваных одежд.

«А может, он умеет ползти под землей?! Ведь мертвец же!» – пришла в голову Фегустина шальная мысль, но тут же была отвергнута, поскольку показалась чудом уцелевшему вампиру глупой и совсем неуместной. Главным для Лата в данный момент было совсем иное. Вампир пытался понять, как же ему поступить: прийти на встречу с мертвецом через две ночи или даже не заходить в Альмиру? С одной стороны, у него в столице Филании имелись важные дела, а с другой – ни к чему посещать город, в котором водятся такие странные и сильные твари, с одной из которых он только что повстречался.

* * *

Он вернулся в трактир ровно в два часа ночи, хоть и не обладал настолько хорошим слухом, чтобы услышать звон городского колокола. В «Трехногом петухе» было уже не столь шумно. Народец подустал, а многие из тех, кто бойко опрокидывал кружки в самом начале веселья, не выдержали продолжительного хмельного состязания и уже не выкрикивали тостов, а громко храпели и по-детски пускали ртом пузыри, неуклюже развалившись на скамьях, столах, а менее удачливые – на грязном полу, под ногами у самых стойких собутыльников. Монотонный гвалт сменился тихими задушевными разговорами, а большие компании случайных знакомых разбились на маленькие группки по два-три человека, по очереди, а иногда и наперебой изливавших друг дружке души. Музыканты устали и уже еле-еле водили смычками по окончательно расстроенным инструментам. Единственными, кто еще стоял на ногах и проявлял хоть какую-то активность, были разносчики блюд, все реже и реже подтаскивающие к столам кувшины с вином и уже начавшие некое подобие уборки.

Стараясь не потревожить сон спящих за столами и не стать объектом внимания еще не упившихся до беспамятства, человек прошел к столу в самом дальнем углу, за которым сидел до того, как пошел «освежиться». Его место, конечно же, оказалось занятым, однако это не помешало человеку восстановить свои законные права на небольшой кусочек скамьи. Схватив храпевшего лицом в его тарелке самозванца за шиворот, мужчина сбросил наглеца на пол. В следующий миг еще бодрствующий дружок смертельно пьяного мужика, угрожающе протянув «Э-э-э!», приподнялся со скамьи и протянул к вернувшемуся хозяину свою грязную, перепачканную в жире и зелени пятерню. Однако его недовольное мычание продлилось недолго. Не снизойдя до разговора и пренебрегая предварительной стадией любой драки, мужчина ударил мычавшего пропойцу кулаком в висок, а затем, еще до того, как голова потерявшего сознание коснулась стола, ухватился пятерней за сальные волосы мужика и сбросил его со скамьи точно рядышком с телом товарища. Когда справедливость восторжествовала окончательно и бесповоротно, то есть иных возмущенных его действиями поблизости не нашлось, мужчина уселся на прежнее место и погрузился в раздумье, потягивая остатки кисленького, разбавленного водою более чем наполовину винца из чьей-то кружки с отколотыми краями.

Мужчина не боялся лесных разбойников, нежити, а также прочих вольготно чувствующих себя в ночи лиходеев и мог в любое время продолжить свой путь, но вот только идти ему было, по большому счету, некуда. По крайней мере так он считал еще час назад. Здесь же, в атмосфере винного угара и прочих дурно пахнущих испарений, он проводил время с толком: наблюдал за людьми, подмечал всякие несущественные на первый взгляд мелочи и, главное, пытался запомнить мелодию и переливы интонаций чужой для него речи. Когда-то давным-давно он бегло говорил по-филанийски, хоть этот приторно-слащавый, мяукающий язык не был для него родным, и даже сами филанийцы с трудом, лишь через четверть часа разговора, подмечали, что беседуют не с соотечественником, а с ненавистным имперцем. Но это было давно, с той поры многое изменилось: у него долго не было практики, да и сам филанийский язык за время его отсутствия стал немного иным – еще более слащавым, мяукающим и раздражающим с непривычки слух.