До мозга костей - Ребекка Шеффер Страница 5

Нита стояла и дрожала. Дверь тем временем со стуком и щелчком закрылась. На несколько минут Нита задержалась на месте, восстанавливая дыхание, а затем взяла кусочек пиццы и вернулась в секционный зал.

Открыв дверь, она увидела, что парень в клетке сидит скрестив ноги и наблюдает за ней. Нита двигалась осторожно и, подойдя поближе, различила: пятна на его одежде – определенно засохшая кровь.

Положив пиццу достаточно близко к решетке, чтобы парень мог просунуть через нее пальцы и отщипывать кусочки, девушка тут же отпрянула назад, боясь, что с такого расстояния он может на нее наброситься. Вряд ли ему, прикованному цепью к клетке, которая прикреплена к стене, удастся что-нибудь сделать, но Нита все равно была осторожна.

Он посмотрел на пиццу и облизнул губы.

– Gracias [2].

– De nada [3], – ответила Нита, удивляясь, что хрипит.

Чувствуя себя неловко и не зная, что делать дальше, она долго стояла на месте. Лучше, конечно, разговаривать с ним, но Нита не хотела ничего знать об этом парне, если – точнее когда – ей придется его расчленять. Хотя она все равно чувствовала себя странно, давая ему еду и отходя в сторону…

Сейчас был тот самый случай, когда, казалось, нужно применить свои навыки общения. Но существовал ли этикет для такого рода ситуаций? Наверное, нет.

Парень просунул пальцы через решетку и отщипнул кусочек пиццы. Он не дотягивался руками до рта из-за наручников, поэтому, чтобы поесть, ему приходилось наклонять голову. Медленно прожевав кусочек, он внезапно застыл и просто смотрел на пиццу, не прикасаясь к ней.

«Может, ему не нравится пепперони?» – подумала Нита.

– Cоґmo te llamas? [4] – спросил он, все так же не поднимая глаз. Его акцент явно был аргентинским – звук «й» смешался со звуком «ш», поэтому последнее слово прозвучало как «шамас».

Но этот акцент можно было понять, в отличие от акцента Ниты. Ее отец родом из Чили, а она до шести лет жила в Мадриде, поэтому ее испанский превратился в бессмысленное сплетение двух акцентов. Иногда перуанцы в продуктовом магазине не могли догадаться, о чем она говорит.

– Нита. – Она замялась. – А тебя?

– Фабрисио, – тихо ответил он. – Фабрисио Такунан.

– Фабрисио? – недоверчиво переспросила Нита. – Это что, откуда-то из Шекспира?

Он вдруг поднял глаза на нее и нахмурился.

– Что, прости?

Нита медленно повторила, пытаясь говорить так, чтобы акцент был менее выраженным.

На этот раз парень понял. Он поднял брови, а когда снова заговорил, его голос слегка изменился – в нем стало больше любопытства и меньше грусти, испанская речь звучала мягко и едва слышно:

– Кто такой Шекспир?

– Э-э-э… – Нита сделала паузу. Изучают ли Шекспира в латиноамериканских школах? Хотя, если вспомнить, что парень (даже в мыслях не называй его по имени, а то слишком сильно привяжешься, и что потом?) был пленником коллекционера, ходил ли он вообще в школу? – Английский писатель, живший в шестнадцатом веке. Мне кажется, одного из его персонажей звали Фабрисио. Думаю, это вроде… вроде как старое имя.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Думаю, оно довольно распространено там, откуда я родом. У одного из сотрудников моего отца такое же имя. Но он произносит его через «ц», на итальянский манер – Фабрицио.

Фабрисио опустил взгляд на свою рубашку, покрытую засохшей кровью, и тяжело сглотнул.

– Он произносил его через «ц».

Ого. Нет, слишком много информации. Ните не нужно ее слышать.

«Тогда зачем ты вообще с ним заговорила?» – мысленно отругала она себя. После этого все будет еще хуже.

Она повернулась, чтобы уйти, но он позвал ее:

– Нита.

Нита остановилась и, секунду помедлив, обернулась.

– Да?

– Что со мной будет?

Она смотрела, как парень в наручниках с трудом наклоняется вперед в клетке. Его лицо напряглось, в широко раскрытых голубых глазах виднелся страх, на лбу пролегла складка.

Нита отвернулась.

– Я не знаю.

Но это была ложь. Она просто не хотела ему признаваться.

Вернувшись на кухню, Нита обнаружила, что мать уже ждет ее. Воды она не принесла.

Войдя в комнату, Нита почувствовала себя неуютно и остановилась. Взгляд матери был холодным, ее рука лежала рядом с пистолетом. Положила она ее туда случайно, не нарочно. Не то чтобы мама когда-либо стреляла из пистолета, она предпочитала яд.

– Ты ведь с ним не разговаривала, Нита?

Глядя в пол, дочь покачала головой, сгорбила плечи. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Когда мама злилась, в воздухе повисала незримая угроза. Нита никогда бы не призналась в этом своим родителям, но в душе она боялась матери до дрожи и всего раз в жизни осмелилась выступить против нее.

Когда Ните исполнилось двенадцать, а ее семья жила и работала в пригороде Чикаго, мать пыталась заняться меховым бизнесом и разводить дактов. Дакты, маленькие пушистые клубки очарования, которых держали в качестве домашних животных, были абсолютно безобидны. Мама приходила домой с клетками, полными этих существ, никогда не говоря, где она их взяла. И каждую ночь, после того как родители ложились спать, Нита проникала в подвал, относила клетки в круглосуточную ветеринарную клинику и просила врачей передать дактов в общество защиты животных или приют. Несколько раз сканирование этих существ на микрочипы показало, что их украли на чьем-то заднем дворе.

Маму ее поступки не впечатлили. Однажды она вернулась домой с клеткой мертвых дактов вместо живых. Нита ответила тем, что смыла в унитаз пять фунтов чистого порошка из костей единорога (эта дрянь продавалась лучше, чем кокаин, и вызывала гораздо большую зависимость), а затем отнесла мертвых дактов в ветеринарную клинику.

Мать не оценила и то, что Нита открыла для себя нравственность. Даже после того, как отец всех успокоил и закрыл бизнес по продаже меха дактов, мама все еще не была удовлетворена. Она отравила еду в зоомагазине, и все дакты в пригороде умерли. Зная неспособность Ниты игнорировать вещи, которые находятся у нее перед носом, мама целую неделю подкладывала трупы в постель дочери.

Это закончилось только после того, как Нита, рыдая, выбежала на крыльцо, умоляя маму остановиться. Отец ее поддержал и сказал жене, что разбитое состояние дочери плохо влияет на их доход – к тому времени Нита уже расчленяла много существ, а из-за всей этой истории с дактами не работала уже неделю. Только деньги убедили мать остановиться, но она дала себе невысказанное обещание: если Нита еще хоть раз ее ослушается, наказание будет намного хуже.