Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера Страница 5

Невидимый пианист воспроизводил один и тот же отрывок, снова и снова…

Я терпеть не могла ночи – за исключением тех, в которые таинственный дворцовый музыкант играл втайне от всех, вкладывая в игру то же отчаяние, что снедало меня. Наверное, это какой-то придворный, или же, что более вероятно, одаренный пленник, вынужденный играть по приказу, для удовольствия хозяев. Лишь когда наши владыки засыпали, он чувствовал себя свободным – вот как сейчас.

Боги полагали, что искусство по сути своей посвящено только им, но при этом в нем сохранялись черты, присущие исключительно человеческой природе. Поэтому божества любили окружать себя виртуозами всех мастей. Например, Орион питал страсть, близкую к одержимости, к всевозможным искусствам и считал делом чести обнаруживать таланты в своих подданных, пока те еще юны – а посему развитию Академии священных искусств придавалось особое значение.

В моей душе наконец воцарилось спокойствие; я взяла лежавшую под одеялом скрипку и слегка тронула струны смычком. Несколько секунд я сосредотачивалась, чутко прислушиваясь к долетавшим до меня нотам, а потом из-под моего смычка плавно полилась музыка, и мы с таинственным пианистом заиграли в унисон.

Не знаю, почему, но я всем сердцем хотела, чтобы он меня услышал.

Я сама не заметила, как меня мало-помалу охватил восторг. Внезапно ощутила, что незнакомец ускоряется, дабы угнаться за мной. И, как всегда происходило в такие моменты, что-то в моей душе дрогнуло.

И вот впервые я решилась изменить мелодию и предложить новую ее вариацию. После недолгого молчания загадочный пианист подхватил мотив, принимая добавленные мною нюансы…

Уголок моих губ пополз вверх.

Незнакомец меня слышал.

Он мне отвечал.

Полутемная комната тонула в кобальтово-синей дымке того же цвета, что моя бархатная форма, так что я с трудом мог ориентироваться в пространстве. Впрочем, это неважно. Я знал, что должен сделать. На данный момент в моих руках находилась участь миллионов душ. Второго шанса не будет, сейчас или никогда…

Продвигаясь ощупью, я дошел до стоящей в центре спальни гигантской кровати; мои сапоги ступали по вымощенному белой и черной плиткой полу совершенно бесшумно, и эта тишина меня немного тревожила. Воздух был тяжелый, душный, и меня не покидало назойливое ощущение, что все происходящее очень странно. Однако не могло быть и речи о том, чтобы отвлекаться на подобные незначительные и малопонятные соображения. Что бы ни произошло, я не собирался сдаваться.

Я медленно отдернул прозрачную занавесь, стараясь до последнего момента оставаться тихим и незаметным. Вот только мне вдруг стало не хватать воздуха…

На кровати лежал мой отец и безмятежно спал. От его лица цвета алебастра отражался лунный свет, и золотистые вены, похожие на прожилки на мраморе, искрились, несмотря на темноту.

Хватит ли мне смелости осуществить свои безумные планы?

Отныне я знал правду о происхождении этого существа, поэтому оно должно умереть, только и всего. Я должен убить это создание, которому обязан своим рождением, у меня нет другого выбора.

Я поднял серебряный клинок, который втайне от всех выковал, занес над грудью отца, потом без колебаний размахнулся, вложив в это движение всю силу, и пронзил его сердце. Я догадывался: одного удара, скорее всего, окажется недостаточно, чтобы оборвать жизнь этого существа.

Поэтому я проигнорировал изумленный вскрик, сорвавшийся с болезненно изогнувшихся губ. Постарался не замечать отчаянный взгляд, который вперил в меня отец: его глаза перламутрового цвета, лишенные зрачков, пытались уловить выражение моего лица, ища какое-то оправдание. Я не обращал внимания на золотисто-коричневую жидкость, обжигавшую мне пальцы. Только резко выдернул кинжал из груди отца и снова вонзил, на этот раз в горло, между грудиной и шеей, погрузив клинок в его плоть по самую рукоятку.

На миг я почувствовал сопротивление одного из позвонков, но сила, которую я вложил в удар, взяла верх над костью. Металлическое острие прошло сквозь плоть и вонзилось в матрас, а я дал волю своей ярости, издав ужасающий крик.

Отец не сопротивлялся. Он лишь железной хваткой стиснул мое запястье, так что его длинные пальцы сжались в кулак, и легко потянул меня вниз. Затем другой рукой он погладил меня по щеке и наконец, словно тисками, сдавил мой затылок.

– Почему… Верлен? – пробулькал он. Звук получился отвратительный. На лице отца отразилась безмерная печаль. – Почему всегда… всегда заканчивается вот так?

Внезапно стены комнаты побледнели и растаяли во мраке, как и все, что меня окружало.

В следующую секунду я оказался в совершенно иной обстановке – обессиленный, растерянный и полностью осознающий значение своего поступка и его последствия. Со всех сторон неслись экзальтированные вопли, из-за чего мне показалось, что мой череп вот-вот взорвется под натиском этих криков.

Оглядевшись по сторонам, я понял, что нахожусь на площади перед дворцом – и совершенно не удивился. Вокруг собралась толпа, очевидно, стремясь воспользоваться единственной возможностью удовлетворить свою жажду кровавых зрелищ.

Мои братья и сестры собрались у подножия Дерева пыток, в виде исключения покинув надежные стены Собора, дабы присутствовать при моей казни.

– За неслыханное преступление, в котором ты, предатель из предателей, обвиняешься, я приговариваю тебя к высшей мере наказания – смерти, – торжественно объявил Орион, возвышаясь надо мной всем своим впечатляющим ростом. – Пусть твоя агония будет долгой, дабы все оценили тяжесть и низость твоих деяний.

Я опустил голову, не в силах выносить взгляд отца.

– Сдохни, грязный богоубийца! – завопил какой-то человек из толпы.

– Мерзкое чудовище! – заверещала женщина, стоявшая чуть поодаль и, очевидно решив, что одного оскорбления мало, плюнула в меня.

Плевок приземлился на вымощенную железным булыжником землю в нескольких сантиметрах от того места, где я стоял.

Я не смог сдержать гримасу отвращения – не столько из-за гнусных ругательств, которыми меня осыпали жители Пепельной Луны, сколько из-за своего унизительного положения. Мои руки были скованы за спиной, на лодыжках тоже были кандалы, закрепленные цепями. Мне хотелось выслушать приговор, стоя с гордо поднятой головой, с достоинством, но узы иного рода – нематериальные – мешали мне выпрямиться, несмотря на все мои усилия, заставляли меня преклонить колени пред лицом моего отца.

Мой отец…

Я потерпел неудачу.

Позорно провалился.

Снова…

Я поднял глаза и посмотрел на лес стальных копий, которыми ощетинился возвышающийся надо мной огромный дуб. После набрал полную грудь воздуха и попытался сдержать дрожь, охватившую все мое тело при виде несчастных, нанизанных на эти пики, словно обычные жуки.