Охота на Зверя - Ульяна Соболева Страница 5

Завибрировал сотовый, и я тут же нажала на прием звонка. Ответить не смогла – голос пропал окончательно.

– Звонок поступил из окрестностей Лондона. Мы пытаемся определить точные координаты, но видимо там, откуда пошел сигнал, очень плохая связь. Скорей всего, это лесная местность в пригороде, но мы пока не уверены.

«– Закрой глаза, любимая.

– Нет, я хочу смотреть на тебя…хочу, чтобы ты остался в моих глазах. Хочу, чтобы навечно остался в них. Прости меня…прости за это, но я буду с тобой…ты меня почувствуешь. Обещаю.

– Я заберу тебя туда, где мы будем счастливы.

– Только не отпускай меня, держи крепче. Не разжимай рук.

– Не отпущу. Никогда. Клянусь. Буду держать до последнего вздоха. Моего вздоха».

И я буду держать. Это он позвонил мне. Почувствовал, что я не выдерживаю и ломаюсь. Мой мужчина всегда меня чувствовал, даже если был за тысячи километров от меня. В груди все болезненно заполыхало, начали плавиться ребра, и снова быстрее забилось сердце. Лед с хрустом ломался вместе с обрывками плоти, я начала гореть, как в лихорадке.

– Я вылетаю в Лондон, Серафим. Приготовь наш частный самолет.

– Зачем в Лондон?

– Это он мне звонил, и я найду его. Ты можешь поехать со мной, а можешь сидеть здесь и продолжать его оплакивать, – в сотовом не раздавалось ни звука, – вылей виски в окно, Зорич, и забери меня в аэропорт. Хватит скорбеть. Он жив. Я это чувствую. Ты мне веришь?

Еще несколько секунд тишины, а потом звон разбитого стекла, и чуть севший голос ищейки:

– Я выезжаю к вам. Собирайтесь.

Шейн медленно раскладывал передо мной фотографии жертв. Снимок за снимком.

Вначале сметных, а потом и вампиров.

– Видите, их раны отличаются от одной жертвы к другой? У первых трех по одной ране на горле. Очень глубокое единственное проникновение клыков и мгновенная смерть. Тогда мы еще думали, что убийца новорожденный, потому что это последствия зверского и неконтролируемого голода. С каждой новой жертвой характер укусов менялся. Он словно входил во вкус и начинал играть с ними, смаковать свою трапезу, пока не переключился на себе подобных.

Я отстраненно рассматривала фото и складывала обратно на столешницу. Потом подняла взгляд на начальника ищеек европейского клана и, глядя в его зеленые глаза, спросила:

– То есть вы считаете, их убивает один и тот же вампир?

– Это не вампир, моя госпожа. Мы пока не уверены, но считаем, что это иная раса. Более сильная. Эти жертвы не молоды, не глупы и не слабы, но они доверились ему и не сопротивлялись, когда он их мучительно убивал.

– И что это значит?

– Это значит, он сильнее в десятки раз. Блокировал волю, проникал в сознание, заставлял подчиняться себе, использовал гипноз. Да что угодно.

– Я знаю лишь две расы с такими способностями. Демоны и Нейтралы.

– Это не демоны. Их нет среди нас. Нейтралитет наложил полный запрет на проникновение. Да и демону нет нужды устраивать нам такие спектакли и постановки.

– А нейтралу зачем?

– Мы не знаем точно, что это такое. Никогда не сталкивался с чем-то подобным. Ждем результатов ДНК.

– Долго ждете, – сказала я и решительно отложила снимки в сторону, – нам придется вмешать Нейтралитет, а это грозит проверками, разбирательствами и арестами.

Я поморщилась, вспоминая фигуры в черных плащах с выражением полного безразличия на лице. От одной мысли, что эти твари будут рыскать по нашему городу и допрашивать наших ищеек, у меня по коже пробегали мурашки. Слишком свежи воспоминания о последней встрече с ними, с того времени и года еще не прошло. В кошмарах я до сих пор ощущаю, как мои пальцы намертво примерзли к плащу Ника.

– Охотники еще не пронюхали?

– Пока что мы контролируем все местные СМИ и телевидение. Полиция не дает никаких интервью и не делает заявлений.

– Это ненадолго. До первого продажного копа.

– Мы платим им достаточно, чтобы они держали язык за зубами.

– Не будьте идиотом, Шейн. Всегда есть тот, кто заплатит больше. Мы должны поймать эту тварь раньше, чем обо всем пронюхают охотники и доложат куда следует.

Я встала из-за стола и на секунду снова почувствовала легкое головокружение. Здесь слишком сильно сохранился его запах. Он мешал сосредоточиться, он мешал вообще о чем-либо думать, изматывая ужасающей тоской и воспоминаниями.

Мне навязчиво казалось, что сейчас мой муж распахнет дверь и зайдет в этот кабинет. От него будет пахнуть свежестью, табаком и моим счастьем, как всего лишь два месяца назад, когда он впервые уехал после нашего возвращения с островов.

«– Три дня, Николас Мокану. Вас не было ровно три дня вместо обещанных двух!

Обнимает сзади, прижимая к себе, и демонстративно шумно втягивает мой запах.

– Всего лишь три?

– Это мало? – чувствуя, как злость куда-то испаряется и все тело наполняется невесомостью, потому что он касается прохладными губами моего затылка.

– Я думал, прошло целое столетие, так я изголодался и соскучился по тебе.

– Лжец, – но улыбка уже трогает дрожащие губы.

– Что-то не пойму, ты рада мне или нет? – и голос становится чуть ниже, звучит с вкрадчивой хрипотцой, царапая нервы, заставляя закрыть в изнеможении глаза, потому что его руки требовательно сжимают мое тело, поднимаясь к груди, я слегка сопротивляюсь, пытаясь вырваться, но мы оба знаем, что это игра.

Толкает к окну, заставляя прижаться лицом и ладонями к холодному стеклу.

– Нет…не рада.

Сжал так сильно под ребрами, что я всхлипнула.

– Не скучала по мне, малыш?

– Скучала, – закатывая в изнеможении глаза, ощущая, как больно сдавливают властные пальцы мое тело, как зарывается в волосы и тянет к себе, тяжело дыша в затылок.

– Не заметил. Докажи.

Я никогда не скучаю по нему. Это слишком мало. Ничтожно. Я по нему дико голодаю. До смерти. Я по нему пересыхаю…Когда заставляешь себя не думать о еде, воде, о боли, чтобы не стало еще невыносимей. Так и у меня с ним. Я не позволяю взять этой жажде верх, иначе сойду с ума. Но каждый раз, когда он возвращается ко мне, я чувствую эту бешеную, дикую радость и тоску по нему.

Каждый раз, когда он прикасается ко мне после разлуки, меня бросает в дрожь. В лихорадочное, болезненное возбуждение, мне кажется, что все нервные окончания напрягаются до предела. Адреналин. И я до сих пор не знаю, почему так происходит. Зверский, бешеный адреналин и какая-то дикая радость вперемешку со страхом. И все это вместе с предвкушением и дрожью. Дух захватывает. В глаза смотрю, и становится нечем дышать.