Посох старой ведьмы - Михаил Бабкин Страница 5

– Боня, ты случаем в пожарную машину не сумеешь превратиться? – Тимка на секунду представил себе рыжую конопатую пожарку с хромированными усами-бампером и от души расхохотался. – Очень кстати было бы!

– Весело ему, – сердито прокомментировал Хозяйственный смелое предложение, – смешно. Сейчас из нас шашлык получится, а Тиму все хи-хи да ха-ха. Как маленький, ей-богу!

Ворча, до того оцепенело стоявший с открытым ртом и затуманенным взором, вдруг ожил. Нет, даже не ожил, а скорее взорвался, бестолково заметался на месте, остервенело топоча ногами и потрясая кулаками:

– Никогда! Чтобы из меня сделали шашлык?! Да найдется ли в конце концов управа на мои несчастья или нет? Хоть бы дождь пошел, что ли! С градом, проливной! С бу-урей!!! – и, в сердцах вырвав из бороды забытый гребешок, карлик швырнул его в небо.

– Ишь чего захо… – Тим не успел закончить фразу. Над головой громыхнуло так, что оглушенный Тимка свалился с ног. Боня заворожено уставился вверх – из совершенно безоблачного неба мутной стеклянной крышкой на них падал толстый слой воды. Хозяйственный никогда раньше такого не видел: словно кто-то взял фрагмент буйного морского шторма, с молнией, густой надволновой пеной, убийственным градом и пронзительно холодным дождем – и небрежно швырнул им на головы.

– Полундра! – успел крикнуть Боня, и шторм обрушился на них. Хозяйственного впечатало лицом в землю, ледяные градины острыми гвоздями впились в затылок; с жестяным шумом пролился серо-свинцовый ливень, втоптав Бонифация в мигом раскисшую землю. И все закончилось.

– Аф, – сказал Хозяйственный, поднимая голову и с трудом выдавливая изо рта ком вязкой грязи, – ва… пр-р… ы-ых!

– Фто? – Из соседней лужи вынырнул Тимка, черный, блестящий, и, плюясь землей, попросил: – Хофори хромче, у меня уфы не слыфат.

Боня встал, пошатнулся, однако устоял – ноги скользили и разъезжались в стороны. Тимка вылез из лужи, вытащил следом за собой оглушенного Ворчу: карлик лежал в грязи и слабым голосом настойчиво требовал продолжения дождя, сгущения мокрого тумана и выпадения январского снега. Чтобы, значит, наверняка. Чтобы – никаких шашлыков!

Пожар прекратился. Вокруг дымились обугленные стволы деревьев, звонко постреливая угольками; позади, сквозь частокол черных палок, что раньше был лесом, виднелась голая равнина, присыпанная белым пеплом. Впереди деревьев тоже не было, но зато по сторонам обширно, насколько хватало взгляда, землю покрывал ковер мерцающих углей – горячий воздух над ними плясал в невидимом танце, волнами искажая перспективу. Казалось, что там, за углями, идет сильное непрерывное землетрясение. И моретрясение. Потому как море – синее, на самом деле гладкое и спокойное – лежало почти рядом, в получасе ходьбы. Ходьбы по оранжевым углям.

– Вот, Тимыч, тебе наглядный пример, – Хозяйственный попрыгал на одной ноге, вытряхивая из уха воду, – что с желаниями надо обращаться осторожно. Иногда они сбываются и далеко не лучшим образом.

Тимка оглядел дрожащего от холода карлика сверху донизу и предположил:

– Боня, а может, Ворча у нас волшебник? Какая-нибудь фея гремучей воды, а?

Хозяйственный перестал прыгать, нагнулся и выдернул из грязи рюкзак.

– Я думаю, ежели он и фея, то не воды, а крепких подзатыльников и легких увечий.

– Сам ты фея, – обиделся Ворча, – фей-бонифей. Я их спас, а они дразнятся! Если бы не мое пожелание…

– Это еще неизвестно, – рассеянно заметил Хозяйственный, разглядывая море из-под козырька ладони, – ты ли так расстарался или кто другой. Может, местное явление природы произошло. Или пожарный волшебник мимо пролетал. Нда-а, – Боня потер кулаком липкие усы, – долго придется ждать, пока угольки остынут.

– Чего там ждать, – Тимка схватил Хозяйственного за руку с браслетом, – кнопку надави и вперед!

– Не стану я тигром по жаровне бегать, – сразу отказался Боня, – лапам больно будет, хвост обгорит. Тигры, между прочим, звери не огнеупорные.

– Хе, – Тим крутанул браслет, – вот посмотри, какая красивая птичка нарисована. Большая! Орел, что ли? А, не важно. Обратишься к пташку и перенесешь всех нас на ту сторону, поближе к берегу.

– Ума палата, – ненатурально обрадовался карлик, – гений! Блестящая идея. Только я высоты боюсь! Вот умру с испугу, и будете потом жалеть.

Тим ехидно засмеялся.

– У тебя уже столько страхов было, что ты, наверное, двадцать два раза от них помереть мог. Ничего, и двадцать третий страх переживешь! Боня, скидывай амуницию и немедленно превращайся в птичку. Народ ждет, – и потянул Хозяйственного за рукав, стаскивая с него куртку.

Птичка из Бонифация получилась знатная. Здоровенная, как тягловая лошадь, с синим жестким оперением и мощным кривым клювом, она больше походила на боевой самолет. Особенно когда раскрывала крылья.

Тим надежно устроился у птицы на спине, посадив перед собой Ворчу и обхватив его руками: глаза у карлика были завязаны бониной рубашкой. Чтобы не боялся.

– Эй, синяя птица счастья! – Тимка постучал пятками по бокам. – Давай. Мы готовы.

Боня каркнул что-то хриплое и гортанное, прихватил клювом рюкзаки и прыгнул вверх, оттолкнувшись от земли когтистыми мохнатыми лапами. Два крыла, как два паруса, от порыва ветра хлопнули о воздух; Тим глянул вниз – за несколько взмахов они поднялись высоко. Очень высоко. Из поднебесья открывался замечательный вид: четко, до мельчайших подробностей можно было разглядеть порушенный город, маленький и почти невзаправдашний. В середине развалин блестела зеркальными стенами непонятная исполинская воронка, уходящая в глубь земли; а вон там неисправной зажигалкой попыхивала колобковая шахта, вокруг которой бестолково суетилась пара выживших огнеплюев.

Впереди расстилалось море, окаймленное широкой полосой прибрежного желтого песка. Слева, почти у горизонта, на границе суши и воды красной кирпичной спицей торчала высокая башня, больше похожая на заводскую трубу, чем на колдовское жилье. Казалось, что из нее вот-вот пойдет вонючий фабричный дым.

– Боня, – Тим нагнулся и постучал птицу кулаком по шее, – рули влево, на башню.

Хозяйственный заложил плавный вираж, башня постепенно оказалась у него прямо по клюву.

– Следопыт косоногий! – от избытка чувств громко закричал Тим, радуясь полету. – Завел нас в лес, чуть не уморил! Всего-то промахнулся километров на двадцать. Ворча, ты знаешь, кто такой Сусанин?

Карлик помотал головой. Он не знал никаких сусаниных, муманиных и фуфаниных. И вообще пусть все от него отстанут и дадут спокойно дожить последние драгоценные минуты перед бесславной кончиной. Потому что ему холодно, страшно и очень грустно в животе. И сейчас он или насмерть простынет, или брякнется на землю, или умрет от голода. Одно из трех.

Тим обнял Ворчу покрепче и шепнул ему на ухо, что как только они приземлятся, то сразу будет роскошный обед с двойными консервными порциями и сладкий чай. Много чая! Посему посоветовал пока не умирать, а немного подождать. До обеда. А после – отдавать концы сколько влезет. Ворча приободрился, выпрямился, даже чуть-чуть приподнял рубашку с глаз, о чем сразу и пожалел: высоты он все-таки боялся по-настоящему.