Труба Иерихона - Юрий Никитин Страница 5

Затем слышались только односложные слова, словно напавшиепереговаривались условными командами. Он определил, что офицер приближается кнему, только у офицера пистолет, а автоматчики идут молча, уже без выстрелов.Значит... кончилось?

Он медленно зашевелился, осторожно сдвинул с себя труп,этого человека он не помнил, выглянул, как из дзота.

По кладбищу в его сторону шли люди в защитной форме. Онипоказались чудовищами из фильмов о пришельцах: в масках, с уродливыми фигурами,на которых нацеплены коробки с боеприпасами, словно вся группа заброшена вдалекие джунгли.

Изредка кто-то поводил стволом, нажимал спусковую скобу.Кураев с ужасом видел, как трупы подпрыгивают, дергаются. Даже если в самомделе стреляют для верности в убитых, тела от удара тяжелых пуль сдвигает сместа.

В пяти шагах от него приподнялся на колени Омельченко, тожеудачливый адвокат, он вёл дела солнцевской группировки. Глаза Омельченко быликруглые. Он вскинул руки над головой, пальцы растопырены, закричал истошнымголосом:

Не стреляйте!.. Я адвокат!..

Один из зелёных повел в его сторону стволом пулемета. Голосиз-под маски прозвучал глухой:

Хороший адвокат?

Лучший, ответил Омельченко, это брехливое ничтожество,дрожащим голосом. Самый лучший!

Это хорошо, одобрил человек в маске. Им адвокат понадобитсяи в аду.

Выстрел из пистолета отбросил Омельченко на гранитную плиту.Когда он сполз, на плите остались пятна крови, расплесканный мозг и кусочкичерепной кости. Кураев застыл, эти все ближе, стволы автоматов не пропускают ниодного, выстрелы из-за зловещей бесшумности кажутся особенно страшными.

Он медленно поднялся на колени, положил руки на затылок:

Я сдаюсь!.. Я юрист покойного. Я знаю все его тайны, могустать ценным свидетелем...

На него в упор взглянули в прорезь маски суровые молодыеглаза. И такой же молодой голос сказал резко:

Там и станешь.

Кураев в смертельном страхе видел, как черный провал дулавзглянул прямо в лицо. И успел подумать, что все его виллы, мерседесы, яхта наКарибах, две манекенщицы, восемнадцатикомнатные апартаменты в самом элитномдоме Москвы...

Едва слышно щелкнул боек о капсюль. И все исчезло. Как этокладбище, так и далекий надежный счет в Швейцарии, о котором не знала дажежена.

Олейник снова сменил обойму. В груди были пустота и горечь.Они только что искромсали пулями несколько сот здоровых, сильных мужчин.Половина из них молодые и крепкие, на равных могут драться с его спецназом. Дапочти все они совсем недавно обучались у одних и тех же инструкторов...

Он встретился взглядом с солидным господином, похожим набанкира. Тот начал было приподниматься, но при виде грозно блистающих в прорезимаски глаз офицера упал лицом в землю, пальцы неумело скрестил на затылке. Даженоги попытался раздвинуть, как показывают в фильмах о задержании особо опасных.

Олейник сказал зло:

При попытке сопротивления...

Господин опасливо вывернул голову. На него смотрело черноедуло пистолета. Господин в страхе вскрикнул:

Но как же... я же сдаюсь!

Это зачтется, пообещал Олейник. Там зачтется.

Он всякий раз подчеркивал это «там», словно сам верил, чтогде-то будет высший суд, где всем воздастся.

Сухо щёлкнул выстрел.

От чернеющей ямы, куда завалился боком гроб, к нимторопилась ослепительно красивая женщина. Обеими руками прижимала по бокаммальчика и девочку. Мальчик, подросток лет десяти, смотрел на людей в зелёномненавидящими глазами. Девочка лет семи тоже зыркала исподлобья. Оба уже знали,что все это менты поганые, портяночники, гниль, все они скоро станут им тоженоги лизать, как лизали их отцу...

Женщина ослепительно улыбнулась, закричала:

Осторожнее! Здесь дети!

Олейник покосился на Мысько, тот обалдело опустил ствол,завороженный красотой незнакомки, уже сражённый.

Ну? сказал Олейник угрожающе. Развесил слюни? Твой ребенок...и мой голодали, когда эти двое со своими гувернантками за море ездили! В свойдворец, на своей яхте!.. Твоей жене и моей... два года зарплату не давали,потому что... посмотри на её шею!

Мысько посерел лицом. Ствол пулемёта поднялся, в глазах омоновцавспыхнула ненависть. Он вспомнил о своих детях. О своей жене.

Олейник дважды выстрелил. Второй выстрел слился с очередьюиз пулемета. Красивую женщину отшвырнуло. По её груди пробежали красные пятна.В безукоризненное лицо не решился выстрелить даже беспощадный Олейник.

Она упала на детей, подгребла в последнем усилии, пытаясьспасти, укрыть под собой. Олейник могучим пинком перевернул её лицом вверх.Глаза застыли, безукоризненно чистое лицо вытянулось. Нос стал острым, и сталовидно, что женщина не так молода, как выглядит. Явственно проступили ниточкикосметических швов, что из сорокалетней сделали восемнадцатилетнюю красотку.

Мысько грубо выругался. Олейник передёрнул затвор,прицелился в чистый, без единой морщинки лоб. Хлопнул выстрел, гильза блеснулана солнце, теперь оно выглянуло и светит победно, во всю мощь.

Мысько снова сказал пару крепких слов. Все в их казармеслышали, что одна такая косметическая операция обходится в годовое жалованьевсей их воинской части.

Хрюка носилась по скверу, как выпущенный на свободу леснойкабан. Кусты трещали, голуби её не боятся, но, принимая игру, послушно и вродебы испуганно взлетают, поднимаются на ветки повыше: низкие Хрюка достаёт впрыжке. По всему скверу слышится суматошное хлопанье крыльев, писк, треск,топот.

Через собачью площадку, что на самом деле не площадка, аобыкновенный скверик, по тропкам иногда проходят к троллейбусной остановкелюди. Некоторые, взглянув на расписание, качают головами или же разводят вогорчении руками и возвращаются той же дорогой. Я знал, что если задержусь напрогулке дольше, то они снова пройдут к троллейбусу. С той поры, когда Империяначала пробовать то покушения, то госперевороты, я часто замечал поблизостинеприметно одетых людей, у которых под мешковатой одеждой бугрятся тугиемускулы.

Правда, от пули снайпера такие здоровяки не спасут, а я то идело замечал, как в доме напротив сверкает солнечный зайчик. Раньше я знал, чтоэто просто открыли или закрыли форточку, но раньше я был просто мирнымфутурологом, и на меня никто не смотрел в перекрестье снайперского прицела.

От троллейбусной остановки через скверик шла, прикрыв лицополупрозрачной чадрой, молодая красивая женщина. От жарких солнечных лучей ееспасала модная кокетливая шляпка, чадра опускается до груди, колышется,полуприкрыв эти выступающие полушария от нескромных взоров.