Транспорт до Везелвула - Андрей Ливадный Страница 5

Он не надеялся, что может шевелиться. Тело казалось куском льда, который наполняла боль. Колпак криогенной камеры, мутный пластик которого виднелся за тошнотворной дымкой пробуждающего газа, походил на добротную крышку гроба.

Николай попытался поднять руку.

Он точно знал, что криогенные камеры, модифицированные для транспортировки заключенных, открывались исключительно снаружи. Но он и не думал, что ему удастся открыть или разбить колпак. Он хотел лишь подать знак, что жив.

От слабого движения что-то неприятно хрустнуло под самым ухом. Николай зажмурился и стал дергаться всем телом, несмотря на боль, тошноту и ощущение ледяного озноба.

Его решимости и сил хватило секунд на десять, не больше. Сознание вдруг помутилось, и он затих, погружаясь в боль и чувствуя, как по обнаженному телу сбегают капли какой-то жидкости.

* * *

Существо, сидящее рядом с освещенным колпаком криогенной камеры, заметило слабое движение и приподнялось, опираясь на две мощные лапы, покрытые складками серой морщинистой кожи.

С большим трудом в неуклюжей полутораметровой фигуре можно было выделить общие для гуманоидных рас черты.

Возможно, что когда-то это был человек, хотя допустить подобную «катастрофу тела» мог разве что пьяный генетик или скульптор музея восковых фигур. Короткие кривые ноги, слишком развитые руки с тремя пальцами, тусклый взгляд глубоко запавших глаз, рот, щерящийся в вечной недоброй усмешке, — все это создавало образ, далекий от человеческого, — так мог выглядеть мутант в энном поколении, но никак не представитель Homo Sapiens.

Впрочем, возможно, что так оно и было. По крайней мере, в тусклом взгляде желтоватых глаз не было ничего осмысленного, только дикий голод. Существо проковыляло несколько шагов и яростно поскребло когтями прочный пластик. Затем, заскулив, отступило назад. Ему было холодно.

Мясо под колпаком по-прежнему ворочалось, но оно было недосягаемым… Пока…

Усевшись у пульта, который весело перемигивался огнями, существо приготовилось ждать.

* * *

Под колпаком низкотемпературного саркофага действительно происходило нечто необычное. Внутренняя подсветка камеры внезапно потускнела и сменилась с желтой на красную.

Николай, который на некоторое время потерял сознание, в этот момент вновь пришел в себя. Открыв глаза, он увидел лишь клубящийся багровый сумрак да несколько датчиков, которые раскачивались на коротких проводах средь вихрей пробуждающего газа.

Он понял, что произошло, когда в уши вместо монотонного шелеста внутренних насосов ударил тревожный высокочастотный сигнал.

Своими неуклюжими попытками привлечь чье-либо внимание он добился лишь того, что оборвал прикрепленные к телу датчики, отчего система автоматического поддержания жизни подняла тревогу.

Это могло окончиться по-разному. Либо кто-то придет, чтобы выяснить причину сбоя, либо автоматика сама справится с неполадкой, либо камера просто отключится спустя некоторое время…

Внезапно сквозь противный писк зуммера тревоги послышалось отчетливое шипение, и красноватая мгла, обволакивавшая его тело, начала стремительно редеть.

Николай, который окончательно пришел в сознание, но по-прежнему был беспомощен, как новорожденный младенец, почувствовал, что дышать стало легче — газ улетучивался, и причиной тому был открывающийся колпак его криогенной ячейки!

Красный свет внезапно потух. Зуммер сдавленно пискнул и замолк, в то время как прозрачная крышка, поддерживаемая двумя телескопическими штангами, поднялась вверх и отъехала в сторону, скрывшись за изголовьем.

Теперь уже ничто не отделяло восковое тело человека, покрытое мелкими капельками влаги, от внешнего мира. Он по-прежнему лежал неподвижно, сотрясаясь от мучительного, засевшего в каждой клеточке организма холода…

«Странно, что не слышно окриков», — отстраненно подумал Николай. Он все еще не воспринимал реальность в полном объеме — сознание оставалось рыхлым, мысли были непоследовательны, а ощущения безнадежно запаздывали.

И все-таки после долгой паузы, лежа в полнейшей тишине, которая уже начала давить на него, сквозь дурноту и озноб он опять ощутил тревогу и страх — два чувства, что бессильно бились где-то внутри, пытаясь достучаться до заторможенного сознания…

…Мутант, затаившийся в метре от открывшегося саркофага, вытянул шею. Над пультом управления, словно перископы подводной лодки, поднялись два горящих голодным огнем глаза.

Внезапно тело человека несколько раз конвульсивно дернулось, словно сквозь него пропустили разряд электрического тока, а затем усеченный цилиндр криогенной камеры приподнялся и повернулся, аккуратно вывалив человека на пол.

Это сработала последняя автоматическая система. Выстрелив в шею Николая двумя зонд-инъекторами со стимулирующим раствором, криогенная камера отправила свое содержимое на пол. Все огни на ее контрольных панелях потухли, встроенные насосы издали последний вздох и остановились…

…Через несколько минут Николай, содрогаясь от холода, сумел подняться на четвереньки. Он чувствовал себя настолько мерзко, был так слаб, изможден и напуган, что, заметив два разнесенных в стороны глаза, торчащие из-за пульта управления, принял их за плод своего воображения.

А что он мог еще подумать?

Он только что очнулся от низкотемпературного сна и был подвержен всем пакостным постэффектам этого противоестественного для человеческого организма состояния. Пусть эти глаза и выглядели вполне натурально, как и вцепившаяся в пульт трехпалая конечность, но все равно это был лишь отвратительный глюк, порождение пробуждающего газа и стимулирующих инъекций, которые, заставив работать заторможенный мозг, могли нарисовать в воображении и не такую пакость…

Опираясь на край криогенной камеры, Николай поднялся, обвел мутным взглядом огромное сумеречное помещение и, цепляясь за пульты, медленно пошел по проходу в направлении двери.

Вслед ему смотрели два глаза, в которых голод был смешан с отвращением. Как ни странно, но мутант не кинулся на добычу. Существо, которое, пошатываясь, брело прочь от перевернувшейся набок низкотемпературной ячейки, слишком отвратительно воняло. Жизнь в отравленных радиоактивных болотах научила его не есть подозрительно пахнущую еду. Он видел, как от такой еды умирали в диких корчах и судорогах некоторые неосторожные сородичи, и его частично атрофированный мозг хранил в себе этот опыт чужих мук и смертей.

И все же он очень хотел есть…

Дождавшись, пока голый человек дойдет до конца прохода и скроется за дверями подсобного помещения, тот, кого Николай счел галлюцинацией, вышел из своего убежища и последовал в том же направлении…

* * *

В подсобке, куда попал Николай, было еще холоднее, чем в криогенном зале.

Обливаясь липким холодным потом, он вцепился в пластиковый косяк, пытаясь совладать с бунтующим желудком. Через некоторое время, когда тошнота стала не столь острой, он огляделся.